Комиссар, или Как заржавела сталь…

Вокзал… Посадка в вагоны… Драные чемоданы, рюкзаки и мешки, залатанные штаны, порванная, просящая жрать обувь…

«Белая ворона…» – подумал я про себя, разглядывая новобранцев на перроне… Новые, слегка помятые тёмно-серые брюки, синяя рубашка с коротким рукавом, модный по тем временам кожаный болгарский кейс, который в народе почему-то назывался дипломатом… На размышления шутливо подлетел перефразированный куплет известной народной песни: «Белый ворон… Что ж ты вьёшься… Над помойкой городской… Ты добычи не дождёшься… Бомжи съели завтрак твой…»

Шмон в плацкарте, после которого арсенал водки и всякой бормотухи сократился ведра на два… Загрустили… Гробовую тишину и равновесие вагона ухабисто разрушили трое ребят с двухлитровыми резиновыми грелками со спиртом, предусмотрительно привязанными бинтами к их животам. Нашёлся и один «сметливый клоун», который привязал к мужским гениталиям два презерватива, наполненных по двести пятьдесят грамм самогона в каждом и «бычьими причиндалами» конспиративно скрывающихся в широченных прадедушкиных и простреленных на заднице, с заплатой из мешковины, галифе!.. Вагон затрясся от взрывного хохота с такой силой, что провожающие на перроне и сопровождающие прапорщики подумали с ужасом, что к нам попала в вагон какая-нибудь залётная, остервенелая на пацанскую удаль девчонка. Ворвавшись в вагон и убедившись, что всё нормально, все на месте, как цыплята в коробе, отделённом от курятника, старший прапор, прижав руку к сердцу и оборачиваясь назад к выходу, бросил в нервозности неведомо кому отчаянную фразу:

– Расплятинный потрох! Скорее бы тронулись!

Вскоре наш поезд сдвинулся с места под вопли призывников и провожающих, машущих руками и платками, медленно наращивая темп, качаясь и перестукивая на стрелках и стыках, отправился в дальний путь…

* * *

Москва. Казанский вокзал. Туманная, сырая ночь…

Выглянув в окно, я увидел на перроне группу встречающих офицеров, прапорщиков, сержантов. Секундное забытьё, будто входишь в нечто, – и луны нет, и впереди нечто, и слева, и справа, и сзади, и вверху, и внизу – везде какой-то тусклый, холодно-липкий эфир времени… И ты забываешь, кто ты есть, и что, и зачем, и где, и когда; безумная тоска гонит тебя мыслями, душою на Родину, которую раньше и не замечал вовсе… Приближение жёлто-серых огоньков возвращает меня в бытие, и мне становится ясно, что выхода из него нет и не следует мочиться и скулить на жизнь… прочь тоска и отчаяние, они нереальны, служить, сосуществовать «оловяно-гардом» – вот она, моя больная задача на два года жизни…

После выгрузки из вагонов нашу команду построили на привокзальной площади. Перекличка… И началось снятие сливок… Среди серой массы будущих биологических бульдозеров, автопогрузчиков: «Я танка не видел, не таскал пулемёт, не чистил затвор автомата… Я брёвна, как женщин, таскал на руках, свой долг посвящая стройбату!..» Землеройных машин: «Три солдата из стройбата заменяют экскаватор…» Отбойных молотков и грейдеров: «Остановись, прохожий, помяни мой прах, в могиле здесь лежит солдат стройбата, не от штыка и пули он погиб, его замучила лопата…» Сознание вновь уплыло из реальности происходящих событий. Тем временем группа военных выбирала наиболее одарённых ребят для службы в «особых» строительных отрядах: «духачей» музыкальных оркестров, художников, чертёжников, автоводителей, других специфических профессий и специальностей. После того как приличная группа «огурцов-талантов» отделилась от нашей мышиной призывной массы, с блестящими глазками, грязными от дорожной пыли лицами, я вновь очнулся от меланхолического оцепенения и продолжил следить за происходящим. Офицеры по-прежнему командно выкрикивали нужные им вакансии:

– …Автомеханики есть?!

– Да-а!..

Из нашей толпы вышли два «самоделкина». Нашёлся и один «смо-гист», который умел всё делать!..

– Ты можешь варить металл газом, электросваркой?! Можешь произвести монтаж электрики, сложить кладку из кирпича, столярничать и плотничать (и т. д. и т. п.)?

На всё он отвечал одним словом:

– Смогу!..

Смогист, блин!.. Даже и не скажешь, когда присмотрелся к нему…

Круглая лопоухая харя, жёлтые глаза с округлённым, перископным выкатом, намертво закреплённая косая улыбка, зубы, как у лошади, аж за нижнюю губу заходят. Подполковник клюнул, – видимо, мысли о строительстве желанной «дачурки» – личной дачи – напрочь отбили визуальное восприятие и произвели затмение в его разуме…

«Чего ж я стою, молчу?! Неужели все два года прослужу с СЛ-130[2]?..» – носились мысли в голове, как бешеные собаки, которым сто вёрст не крюк, ударяясь о стенки «чугуноватого» черепа, и от этого в ушах звенело…

– Операторы ЭВМ есть?!