Комиссар Дерибас

— Будь осторожен. Не лезь на рожон. При первой возможности позвони. Зайди на Литейный, у них имеется прямая связь. О семье не беспокойся, мы приглядим. Если нужно, поможем. Нина Ивановна, — повернулся к жене Дерибаса, — заходите ко мне.

— Спасибо.

— Ты вот еще что, — спохватился Самсонов, — винтовка-то у тебя есть?

— Да.

— А пистолет?

— Тоже есть, не беспокойся. — Колеблющийся свет упал на лицо Дерибаса, и стало видно, что он улыбается.

— Покажи-ка, — не унимался Самсонов.

Дерибас расстегнул кобуру и вытащил небольшой браунинг.

— Так я и знал! — в сердцах произнес Самсонов. — Видел я его у тебя, думал отобрать, да решил: «В городе, может, и сработает, когда нужно». А теперь ты пойдешь со всеми вместе в атаку, понимаешь ты это? Там мороз, лед, пурга… Дай-ка его сюда. — Самсонов протянул свою крупную ладонь. Дерибас нехотя отдал. — Вот бери мой наган. Он стреляет безотказно.

Подошли к вагону, где размещались другие сотрудники отдела. Поздоровались. Покурили. Где-то запели:

Вихри враждебные веют над нами…

Подхватили все. Песня стала шириться:

…В бой роковой мы вступили с врагами,
Нас еще судьбы безвестные ждут!..

Эшелон тронулся, медленно, со скрипом, завертелись колеса. Самсонов тепло прощался, жал руки. Обнял Дерибаса, сказал на прощание:

— Ну, бывай!

Дерибас прыгнул в свой вагон. Через несколько секунд темнота поглотила все. И казалось, что не было здесь эшелона, людей, песни… На перроне продолжала стоять Нина Ивановна и прижимала к глазам белый платочек…

— Чувствует мое сердце, что не вернется он, — сказала она сквозь слезы. — Ведь Терентий такой отчаянный!

Взяв ее под руку, Самсонов повел к машине, ожидавшей на площади…

* * *

Лежать на голой деревянной полке товарного вагона жестко. Отъезд был поспешным, и не успели подстелить солому. Да и достать ее в тот год было не так просто.

В вагоне разместилось человек тридцать. Дверь задвинули, и стало немного теплее. Чтобы согреться, старались теснее прижаться друг к другу, да курили не переставая. Казалось, что дым от самокрутки согревает и успокаивает.

Распрощавшись с женой и Самсоновым, Дерибас загрустил. Он хорошо знал, что завоевание нового общественного порядка будет сопровождаться яростными боями. Отдавал себе отчет в том, какая судьба ждет большевиков, если буржуазно-помещичьему блоку удастся увлечь за собой темные массы крестьянства. Он боролся и готовил себя к новым сражениям.

«Антоновское восстание, охватившее ряд губерний. Кронштадтский мятеж… Что последует за Кронштадтом? Может быть, уже подготовлено восстание в Питере? Или в других городах?»

Дерибас вспомнил, как Ленин совсем недавно говорил:

«Эта мелкобуржуазная контрреволюция, несомненно, более опасна, чем Деникин, Юденич и Колчак вместе взятые, потому что мы имеем дело со страной, где пролетариат составляет меньшинство, мы имеем дело со страной, в которой разорение обнаружилось на крестьянской собственности, а кроме того, мы имеем еще такую вещь как демобилизация армии, давшая повстанческий элемент в невероятном количестве»[5].

К Петрограду подъехали вечером. В дороге их чем-то кормили, но чем? Дерибас не замечал. Единственное, что он ел с удовольствием, — так это сухари, которыми снабдила жена. Размачивал в кипятке и жевал. Становилось теплее. Сухари с чаем отбивали горечь во рту, которая появлялась от самокрутки. Возможно, пошаливала и печень. Но об этом не хотелось думать, пока не было острой боли.

В Петрограде эшелон не задержали, а отправили сразу на Ораниенбаум. Выгружались в кромешной тьме. Дерибас почувствовал, что кожа на лице стягивается, словно ее поскребли щеткой. «Видимо, оттого, что не брился? А может быть, от холода?»

Тут же услышал команду: «Проверить оружие и боеприпасы!» И сразу все ощущения забылись. Кому не хватало патронов, выдали дополнительно.

На вокзальной площади прибывших построили. В свете факелов Терентий Дмитриевич увидел какого-то человека на возвышении. Он объявил, что будет выступать командующий войсками Тухачевский. Над выстроившимися колоннами прошел легкий шум, говоривший о том, что многим это имя знакомо.

Тухачевский говорил взволнованно и страстно. Брать крепость Кронштадт можно только ночью… Уже было предпринято несколько безуспешных попыток атаковать днем… Все они закончились печально… Мы обязаны ее взять!

Колонны двинулись. Когда вышли к Финскому заливу, поднялась пурга. Ветер дул откуда-то сбоку, мелкая ледяная крошка больно хлестала в лицо.