Командующий фронтом

«Новый, большой город, куда я попал, сразу вызвал во мне много запросов. Все они настойчиво требовали ответа. Спокойно наблюдая за жизнью столицы, я все сильнее проникался сознанием глубокой закономерности тех сложных связей и вопиющих противоречий, которыми полна эта жизнь. Читал я книгу гениального человека, а поражался его светлому уму, я чувствовал за этим умом жизнь, обильно залитую светом мыслей, и тем самым я болезненно чувствовал, что у меня этого света нет…

Если ты не хочешь, чтобы тебе была суждена судьба городского обывателя, который чувствует себя неловко вне своей квартиры, если ты не хочешь поступиться своими мыслями и вступить в сделку с совестью, лишь только тебе угрожают опасность и лишения, если ты хочешь быть господином своих поступков — приучай себя к труду, закаляй себя лишениями. Меня не страшит суровая жизнь и физический труд. Я лично стремлюсь к тому, чтобы изучить в совершенстве свою специальность и знать какое-нибудь ремесло.

Считается, что слесарь учится три года. Печатник — столько же. Меньше надо учиться сапожному и портновском делу. Механик по образованию может научиться слесарному делу за год. Мне, студенту-технологу, не трудно изучить слесарное дело и управлять машинами. Полезно уметь и хорошо плавать, а главное — много ходить пешком. Надо без подготовки пройти триста верст.

Мы с тобою уже знаем, какая зависимость существует между внешним строем и нашим развитием, мы познали и влияние общих условий жизни коллектива, класса на каждый входящий в него индивидуум, мы часть этого единого целого, и потому смешным должно казаться всякое отделение своей участи от участи того коллектива, к которому мы принадлежим».

2

Морозная мгла окутала ночной Петербург. Газовые рожки, зажженные фонарщиком, светили тускло.

В комнате у Сергея тепло. Присев к печке, он погрузился в чтение. Материнские письма были похожи одно на другое: жалобы на Бориса, восхищение Степой, незначительные новости по дому и настоятельная просьба приехать при первой возможности. Но в сегодняшнем письме о братьях только несколько строк, остальное мать посвятила себе. Она писала о трудностях, о невозвратимых годах молодости и жаловалась на приближающуюся старость и одиночество. Степан Михайлович Лузгин, председатель Кишиневского суда, овдовевший несколько лет назад, готов переехать к ней в дом…

Под утро Сергею приснилась усадьба в Лазое, занесенная снегом. Он вскочил с постели, проглотил на скорую руку скудный завтрак и заторопился на гулянья, которые обычно устраивались на Елагином острове. «Мы с сестрой в молодости, — рассказывала Татьяна Сергеевна, — каждое воскресенье уезжали на остров. Даже сейчас радостно вспоминать. Бывало, дух захватывает! Летишь с горки. Ветер доносит звуки духового оркестра. Весело! Одни саночки обгоняют другие, кто-то потерял равновесие, саночки перевернулись… Взлетела муфточка, кубарем катится пара под смех толпы… До чего хорошо было…»

Со слов хозяйки он знал, что ему предстоит длинный путь: добраться до Малой Невки, потом на Крестовский остров, пересечь Среднюю Невку и наконец попасть на Елагин остров.

Ни гулянья, ни ледяных гор Сергею, однако, повидать не удалось. На мосту через Среднюю Невку повстречался студент в поношенной шинели, укутанный башлыком. Он шел, запрятав руки в карманы.

С залива дул резкий ветер, поднимая снежную пыль.