И тут к берегу вышел дозор рирских гвардейцев. Увидев такую нелепую картину, у старшего, кажется, Мотира, аж глаза на лоб полезли. А младший – Пирс – просто ойкнул и захохотал.
– А что вы тут делаете? – спросил один.
– В ярмарку, что ль, играете? – поинтересовался второй.
Тут уж я, устав бороться с силой гравитации, грохнулся на землю, больно стукнувшись о ведро, которое валялось под ногами. Соня при этом все-таки «полетела как мячик», но ловкий (как потом объяснил он сам) Яр поймал её зубами, едва не откусив голову.
Рирцы смотрели на всё это с изумлением. А когда я им объяснил, что «мы так рыбу ловим», то заржали как сумасшедшие, упав на землю. Яр понял, что с нами пищи не будет, погнал, похихикивая, в ближайший лес за едой для Сони. Сама сова обиженно ууфала у меня на коленях, жалуясь, что у кое-кого слишком острые зубы.
Гвардейцы побежали в поселок за личными припасами вяленого мяса, и через двадцать минут моя «птичка», которую всем было жалко, обжиралась подарками бойцов. Ну а через полчаса Яр притащил здоровенного кролика, которого я и разделал прямо на берегу. Соня получила его сердце, печень и голову, которую она и терзала, когда вдруг появилась рыба нашей мечты. По всей видимости, когда я разделывал кролика, его кровь обильно растеклась в воде нашей заводи и это привлекло матерого речного хищника. Стремительной ракетой он разнес в клочья нашу корзину с кашей, где, видимо, оказались какие-то мальки, сделал несколько кругов по заводи и угодил в сеть. Рванул её он так, что почти вырвал из земли куст, к которому она была привязана. Яр было кинулся в воду, но, получив острыми зубами по лапам, ретировался обратно на берег. А один из рирцев, по-моему, Мотир, схватил железное ведро на длинной ручке и несколько раз мощно ударил рыбину по голове. Ни разу не попал, но подоспели мы с Пирсом и чуть приподняли сеть над водой, только тогда воин смог от души приложить рыбине ведром между глаз.Пока она находилась в отключке, выволокли её на сушу. Рыба была огромная, метра полтора в длину с массивной головой, огромной пастью и несколькими рядами зубов. Дело запахло сказочной ухой. Но, когда мы отрубили ей голову, нас ждало горькое разочарование. Мясо воняло тухлятиной, возможно, рыба была падальщицей или просто несъедобной. И рирцы, и мы с волком от неё отказались, а радостная Соня начала рвать желтую плоть, ууфая: «Все моё!», «Все мне!», «Гора вкуснятины».
Подошел Ахмат, спросил, что мы делаем, и мы с рирцами хором ответили, что рыбачим. А когда также вместе засмеялись над славной шуткой, то нахмурился и бросил своим бойцам короткое: «В дозор!», – и они ушли.
– Если птица начала есть, значит, выздоравливает! – Ахмат рассматривал моего пернатого питомца, который весь перепачкался в крови кролика, внутренностях рыбины и, несмотря на то, что уже давно должен был насытиться, продолжал набивать брюхо.
– Вроде маленькая такая, куда столько входит! – покачал я головой.
– Магическая птица, – произнес сержант, как будто это что-то объясняло. Соня тем временем срыгнула и принялась есть по новой. Господя, королева Соналира!.. Но, если честно, я был рад, что она выздоравливает.
…Начиналась дневная жара, и мы отправились в тенечек поселковых улиц. Даже дозоры вернулись – бойцы в стальных доспехах могли получить тепловой удар и потерять сознание прямо на посту. Жизнь, которая вернулась с нашим приходом в эти земли, опять замерла. Отряд дремал как во время настоящей сиесты. Нападения врага мы не боялись, ведь только идиот будет воевать в такое пекло.
Обследовав поселок тщательным образом, мы пришли к выводу, что население эвакуировали, дав очень немного времени на сборы. Следов крови и боя мы нигде не нашли, это вселяло надежду, что люди остались живы. Но причину эвакуации не могли понять, да её, вероятно, и не было.
– Это странно, – задумчиво проговорил Ахмат после ужина, – никогда раньше не слышал, чтобы файцы вывозили людей из их домов. Перевозка тоже денег стоит, да и работа конвоя – пустая трата времени.
– А как обычно? – переспросил я.
– После захвата грабят и убивают всех активных, а потом облагают данью, – он задумчиво рассматривал рыбацкие лодки у пристани, – позже приезжает новый хозяин деревни и жители становятся его рабами, он быстро наводит свои порядки. Смысл всегда один – всё должно давать доход. А здесь мы видим брошенные дома и снасти, как будто после чумы или другой страшной болезни. К чему бы это?
– Не знаю, – я пожал плечами, – может быть, угнали на работы в центральные земли…
На мгновение задумавшись, Ахмат возразил:
– В Рире все промыслы и артели сохранили. После того, как мастеров казнили и упало качество, работать все стали больше прежнего. Вместо железа льют бронзу, потому и паровозов почти нет…
– Чего? Каких паровозов? – этот мир опять меня удивил.