Командиры седеют рано

— А оно и не кончилось!.. Оно продолжается, Жора. Эта девушка — моя жена, Лидия Владимировна. Как-нибудь познакомлю тебя с ней. Она хороший человек и верный товарищ, все трудности делит со мной. Бывали мы с ней и на Памире, и в Забайкалье, и сюда вот, в Кара-Кумы, безропотно приехала. В общем, мне повезло в жизни, Жора… А твое будущее, откровенно скажу, представляется мне темным и мрачным. Покуролесишь ты лет до тридцати — тюрьмы, пьянки, неустроенность, они свое дело сделают. Если тебя не зарежут в драке, то к тридцати годам старость тебе обеспечена. К этому времени одумаешься. Непременно. Покоя захочется. К близкому человеку потянет. А кому ты будешь нужен? Станешь ты, между нами говоря, полный импотент, то есть не мужчина, а так… И уйдет от тебя «шмара» к другому — если она у тебя будет. А время такое, когда ты начнешь задумываться, настанет. Это неизбежно. Вот мы с Семеном как-то рассуждали и пришли к выводу — каждый вор в конечном счете стремится украсть так много денег, чтоб можно было бросить воровство. Странно на первый взгляд, но это так — ворует, чтобы не воровать.

Полковник дружелюбно улыбнулся Жорке и доверительно сказал:

— Давай, Жора, на сегодня кончим. Поздно. Пойду я к своей Лидии Владимировне. Ругает она, если засиживаюсь, беспокоится о здоровье. И, скажу тебе по секрету, правильно делает: сердчишко порой начинает о себе напоминать. Ну пойдем. Письма, пожалуйста, не растеряй, они мне очень дороги. Когда Семен приедет в гости — почитаем с ним вместе.

Полковник снял с вешалки фуражку, кивнул Паханову:

— Идем.

Они вышли из штаба.

Полк спал. Лупа еще не взошла, и на земле лежала густая чернота. Местами тьму пробивал желтый свет — это горели лампочки над входом в казармы и на постах.

— Ну, будь здоров.

— До свидания, товарищ полковник! — Жорка огляделся и спросил: — Кто меня отведет?

— Сам дойдешь. Дорогу знаешь?

— Конечно.

— Вот и топай.

Полковник подал Паханову руку, крепко пожал и направился к воротам.

Жорка Паханов стоял и смотрел ему вслед. «Оглянется или нет?» Полковник подошел к проходной. Отдал честь вытянувшемуся дневальному. И, не оглядываясь, вышел на улицу.

7

Жорка медленно шел на гауптвахту. Полковник своим рассказом о любви разбередил самое больное. Гуляет, наверное, Нинка. Разве она будет ждать? Красивая, отрывная — такая одна не останется. Жорка шел, и в черноте ночи вставало счастливое прошлое. Любили они друг друга горячо, сумасбродно. Бунтовал в крови любовный хмель. Обоим вдруг захочется необыкновенного. Пойдут с Нинкой кружить по городу, среди домов и людей ходят как по лесу, никого не замечают. Только в глаза один другому глядят. А то найдет — и пошли лихачить. Жорка тугой бумажник выкрадет, а она ему пачку денег кажет — голыми взяла. Он сумочку женщине раскурочит, а у Нинки уже карманные часы в руке. Однажды она золотые очки у одного прямо с глаз увела. Прижалась к нему горячим боком, тот и разомлел. Артистка, а не воровка!

Жорке страшно захотелось выпить и закурить — разбередил полковник воспоминания. Он прошел мимо ворот караульного помещения. Посмотрел на длинный дувал, огораживающий полковой двор. Махнуть через него? Сесть на первый поезд, пока хватятся — далеко можно уехать. До Ташкента добраться бы, а там — полный порядок.

Жорка остановился. Вокруг никого не было. По-прежнему тускло светили запыленные лампочки. У проходной даже дневального не видно. Ушел, наверное, на ту сторону — на улицу. И вспомнил он командира полка. Не оглянулся! Пришел домой — жена его чаем поит. А он ей про него, Жорку Паханова, рассказывает: «Знаешь, дорогая, вор у меня в полку завелся. Но я его перевоспитаю. Хитростью обойду. Письма Сенькины подсунул. Почитает и в момент перекуется».

Жорка достал из кармана письма. В темноте яркость марок не различалась. «Интересно, что Сенька пишет? А может быть, письма липовые? Заготовлены специально для таких, как я? Ну, меня не проведешь! Я сразу пойму, если не вор писал. Жаль, товарищ полковник, что ты не оглянулся!.. Но раз доверяешь Паханову, он не подведет. Не бойся. Пей чай спокойно со своей Лидией Владимировной».

Жорка пришел в камеру, расстелил шинель на топчане, лег и стал читать письма.

«Здравствуй, батя! Привет из Индонезии! На этот раз плыли долго, аж за экватор. На корабле хорошо, но постоять на твердой земле иногда, оказывается, тоже приятно. Порт, в котором я пишу это письмо, находится на Суматре и называется Палембанг — вроде нашего Баку, здесь добывают нефть. Нефть добывают индонезийцы, а хозяева почему-то американцы. Компания «Шелл». Индонезийцев — тысячи, америкашек — единицы. Не могу понять, почему они их не повыгоняют».

Дальше Семен писал о политике, и Паханову читать стало неинтересно. Зато другое письмо его развеселило.