Командировка в ад

— Нет, обычные люди, ничуть не обрадовавшиеся повторному пришествию Бундесвера, но они выведут нас на сопротивление. Причем — хорватское. Хоть они здесь вперемешку. Кайзер гениально сплачивает балканских славян на ненависти к себе, — Душан выдержал паузу и протянул газету. — Сначала сам почитай, командир. Парням — потом.

Несвицкий раскрыл передовицу, и свет перед ним натурально померк. Неужели правда, что Борис — издайник (предатель)? Нет, не может быть, потому что не может быть никогда.

В статье сообщалось: Борис, пилотируя малый транспортный самолет, направил его в железнодорожный мост, и тот получил «некоторые повреждения». Террорист захвачен, охотно согласился на сотрудничество. Заявил, что операции повстанцев организуются и направляются из Москвы. Сдал группу хорватских подпольщиков, на которых первоначально рассчитывал, что они окажут помощь в возвращении в Високи Планины, где расположен главный гнойник мятежа. Арестованные хорваты приговорены военно-полевым судом к расстрелу, а сам князь оставлен в живых по личному распоряжению кайзера.

Статья венчалась двумя фотографиями. Сам пленник выглядел удовлетворительно — счастьем не светился, но вроде бы и духом не пал. А еще белградское издание поместило фото моста, лишившегося пролета. «Некоторые повреждения» вывели его из строя надолго. Значит, план Младеновича перерезать железнодорожное сообщение севера с югом удался вполне. Вряд ли генерал ожидал пленения Бориса и вынужденного проникновения группы Несвицкого в белградское змеиное гнездо, но подобные вероятности всегда следует учитывать.

Не без внутреннего сопротивления сунул газету Олегу и Василию, хором воскликнувшим: «Брехня!». Но у каждого шевельнулся червячок сомнения. Даже сильный человек имеет предел выносливости, пытками можно сломать самых твердокаменных.

Наутро Малкович исчез — встречать гостей. Вскоре за окном, лишенным стекла, раздался стук уставшего от долгой жизни дизельного мотора. На грузовичке приехал тот самый знакомый Душана. Им оказался довольно неприятный тип с наколками на руках, выдающими принадлежность к криминальному миру.

— Давор Ивич, — представился он. — Короче. Ваш Касаткин-Ростовский выдал наших. И вас предал. В газетах пишут, его держат в городке Нова Сава. Это километров тридцать к юго-западу от Белграда. Под охраной. Собираем команду — напасть и мочкануть стукача. Вы — в деле?

Предложение с места в карьер, без «предварительных ласк»…

— Согласен, — быстро сказал Несвицкий.

— А вдруг князь никого не выдавал? — засомневался Сушинский.

— Выдавал, не выдавал… Что за гнилой базар? — скривился уголовник. — Все его считают германской шестеркой. Мы обязаны мстить. С вами или без вас. Слышал — вы хорошие воины. В листовке писали — умеете летать. Вы в деле?

— Повторяю, согласны, — заверил его Несвицкий. — Одно лишь пожелание: когда захватим Касаткина-Ростовского, у меня будет три минуты на его короткий допрос. Пусть в твоем присутствии.

— По рукам! — обрадовался уголовник. Очевидно было, что самим лезть на охраняемый немцами объект ему не очень улыбалось. Переложить горячую часть операции на варягов — милое дело. — Залезайте в кузов.

Оказывается, за истекшие сутки проверки на дорогах участились. Поэтому Ивич решил ехать в объезд Белграда, а опасных пассажиров укрыть листами металлочерепицы и другими стройматериалами. Идея крайне не понравилась Несвицкому. В том числе потому, что он ничуть не доверял хорвату. Если за головы их четверки объявлено вознаграждение (это вполне в германском духе), что стоит урке просто сдать их патрулю Бундесвера? Прижатые железками, они мало что могут. Приверженность уголовников каким-либо принципам лучше всего характеризуется зэковской поговоркой: ни Родины, ни флага. Вместо них — понятия, по которым казнь стукача считается высшей справедливостью. Подставить чужих — цель оправдывает средства.

— Хорошо. Только Душан поедет в кабине и возьмет с собой автомат. А железа на нас троих будет столько, чтоб могли его сбросить и придти на помощь.

Вряд ли Ивич намеревался продать их немцам. Но усложнение задачи ему не понравилось. Поколебавшись, нехотя согласился. Хуже всех пришлось старому знакомому Душана, затиснутому в кабине между ним и хорватским водителем. В случае перестрелки тоже достанется, и как доказать, что ты — нонкомбатант?

Вдобавок, то ли еще более страхуясь, то ли из вредности, Ивич выбрал маршрут по лесным дорогам. Кидало немилосердно. Весьма некомфортно чувствовали себя пассажиры и в кабине. Что выпало на долю троих, путешествовавших в кузове под слоем прыгающего по ним металла — лучше не спрашивать.

Пытка длилась около полутора часов. Когда машина, наконец, остановилась, и дизель заглох, Несвицкий услышал приветственные голоса снаружи. Говорили по-хорватски. С доставленных в кузове стащили железо.

Грузовик стоял в здоровенном сарае. Возможно, когда-то здесь была конюшня, рассчитанная на два или три десятка лошадей, сохранившийся стойкий запах подтверждал это предположение.