– Компривет! – кивнул он всем присутствующим сразу. – Мишенька, организуй нам чаю, что ли! Люди с мороза. Проходите, пожалуйста! – открыл он перед Зейботом дверь своего нового кабинета. – Прошу вас, товарищи!
– Вот, – сказал, входя, Арвид Янович Зейбот. – Пришли договариваться о сотрудничестве. Все-таки и вы, и мы – люди военные, да и вообще…
Про «вообще» он сказал не зря. Дело Бирзе передал Кравцову Лонгва, но вопрос был не только в Романе Войцеховиче.
– Лаврова, – представилась ему женщина, когда все вошли в комнату и закрыли за собой дверь. – Ольга Ларионовна.
Женщина была высокой, крепкого сложения и, скорее, симпатичной, чем наоборот, хотя красавицей вряд ли назовешь. Лет тридцати, со светлыми волосами, выбивающимися из-под шерстяного платка, и в кожаной куртке. Перепоясанная офицерским ремнем, она живо напомнила Кравцову Наташу из фильмов о Максиме. Такой она – Наташа – запомнилась ему по третьему фильму, называвшемуся, кажется, «Выборгская сторона».
– Ольга Ларионовна, – представил ее Лонгва, – опытный следователь. Работала в Военконтроле, в ЧК, и в ревтрибуналах. Но, главное, она сохранила кое-какие документы… Я бы сказал, часть нашего архива. Мы в семнадцатом получили кое-что по наследству от царской еще контрразведки и сами успели наработать. Вот, собственно, сохранением архивов товарищ Лаврова все это время и занималась.
Сказано было максимально откровенно и, видимо, не случайно: и Зейбот, и Лонгва – оба два – смотрели на Кравцова, ожидая его реакции.
– Ну, я где-то так и понял, – кивнул он. – А вы ведь?.. – обратился он к пока безымянному мужчине.
– Так точно, – чуть дернув губой, ответил на его не сформулированный до конца вопрос Будда. – Мы с вами встречались, только волос у меня тогда на голове было больше, а на лице меньше. Саука, с ударением на первый слог, Константин Павлович.
Все верно! Будрайтис был бритый мужик с длинными под Антонова или Махно волосами, а Саука скорее напоминал отрастившего дыбенковскую бороду Котовского.
– Я с удовольствием приму на службу сотрудников, за которых могут поручиться такие товарищи, как вы, Арвид Янович, или вы, Роман Войцехович. Но я хотел бы сразу же определить формальные границы полномочий. Вы сотрудники Штаба, мы – Реввоенсовета. И с момента воссоздания Военконтроля никаких «корешков» в Разведывательном управлении оставаться не должно. Мы люди военные, друг друга понимаем, понимаем и порядок субординации. Штаб подчинен наркому и Реввоенсовету…
– А вы, Макс Давыдович, член РВС, – кивнул Зейбот. – Все верно, и мы этот момент принимаем во внимание и учитываем во всех своих действиях. Об этом я, собственно, и хотел вам сказать.
– Тогда и неформальное общение становится вполне возможным, – вздохнув мысленно с облегчением, констатировал Макс и улыбнулся. – Ну что же мы стоим? Садитесь, товарищи, сейчас чай пить будем!
–
Зал встал и зааплодировал.
«Как это называлось? Бурные аплодисменты? – попытался вспомнить Кравцов еще не свершившееся будущее, истово, как и все вокруг, лупя в ладоши. – Дорогой и любимый, Леонид Ильич… А это кто еще? У Ленина вроде бы только один живой брат. Дмитрий, кажется, или я ошибаюсь?»
–
Ленин говорил, и надо отдать ему должное, он умел покорить аудиторию. Даже Кравцов поддался магии этого неординарного человека, не обладавшего на самом деле особым ораторским дарованием. Но зато у Ильича имелась такой мощи харизма, что перед ней бледнели все прочие таланты и способности.