– Ладно, уговорили, – Кравцов затушил окурок в бронзовой пепельнице и взял папку из рук Лонгвы. – Только если уж у нас пошел такой разговор, я хотел бы поподробнее узнать, так сказать, механику делопроизводства в нашем «столоначальстве», и о характере полномочий хотелось бы услышать, и вообще… – он чуть повел левой кистью, обозначая пространство кабинета.
– Хорошо, – не стал упираться собеседник. – У меня есть полтора часа времени, и я всецело в вашем распоряжении. Спрашивайте, но и я вас тоже спрошу кое о чем. Договорились?
– Договорились.
Когда около восьми вечера – к назначенному часу Кравцов опоздал буквально на пять-десять минут – он спустился к проходной, боль, изводившая его весь этот день, прошла, но зато голова налилась чугунной тяжестью, и где-то за орбитой левого глаза отчетливо ощущался пульс. Семенов уже ждал его, покуривая в сторонке и перебрасываясь по временам короткими репликами с дежурным. Бойцы охраны в разговоре, разумеется, не участвовали, и оттого сцена показалась Максу Давыдовичу неправильной. Даже гротескной. Но он и все теперь видел словно бы в искаженном свете. Настроение его следовало определить одним простым словом – мрачность, или другим – ученым – мизантропия.
– Приветствую вас, товарищи! – не слишком бодро сказал он, подходя. – Ну, что, Жорж, не передумал? С женой познакомишь?
– А то! – улыбнулся в ответ Семенов. – Пошли.
И они вышли на улицу. Уже стемнело, но в воздухе все еще ощущалось тепло летнего дня. Пахло пылью, зеленью и неисправной городской канализацией.
– Я все думал, кто бы это мог быть, – сказал Семенов, когда они переходили трамвайные пути сразу вслед за прогрохотавшим совсем рядом, звенящим и трещащим чудовищем. – А потом вспомнил. Шифрин, больше некому. Веня входил в мою группу, он же нас с Наташей[19] за кордон в двадцатом проводил, а потом его к вам в Восьмую послали, ведь так? А ты его, верно, еще по Италии должен знать…
Кравцов кивнул. Он понял ход мыслей Семенова и должен был признать, что предположение Георгия вполне логично объясняет случившийся казус, тем более что Шифрина Макс действительно знал.
– Я его и в Париже встречал, и в Киеве пересекались… А…
Мысль возникла внезапно, но, видимо, неспроста. Даже будучи тяжелой и гулкой, как буддийский молельный бубен, голова работала быстро и на редкость рационально. Во-первых, Семенов тот еще огурец, мог и спровоцировать. А во-вторых… В-третьих… И ведь было еще в-четвертых.
– А каким боком причастна к твоим операциям Мария Никифорова?
– Так ты и об этом знаешь? – покрутил головой Семенов. – Значит, не зря я тебе открылся. А Маруся, царствие ей небесное, много к чему была прикосновенна, оттого и начали ее дегтем мазать, едва деникинская контрразведка петлю на ее шее затянула.
«Затянула ли?»
– Я не хочу говорить об этом у тебя дома, – сказал Кравцов вслух. – Так что давай, погуляем немного, и ты мне все про эти папочки разъяснишь, или забирай их на хрен, и я, так и быть, сделаю вид, что ничего не видел. В благодарность твою, ты уж прости, Жора, не верю. Да и не за что тебе меня таким манером благодарить. Я хочу знать правду, только и всего.
– Правду… – протянул Семенов, останавливаясь. – Ладно, будет тебе правда… Давай вот, закурим только, и займемся правдой.
– Давай, – согласился Макс и полез в карман за кисетом.
– Суть вот в чем, – Семенов выпустил клуб дыма. – Дело идет к суду над социалистами-революционерами. Ты в курсе? Слышал об этом?
– Слышал, – подтвердил Кравцов. – Я так понимаю, готовят открытый процесс. Цель – полная дискредитация эсеровского движения, роспуск организаций и сроки руководству. Или сроками не ограничатся?
– Вот в том-то и дело, Макс! Не знаю я. Знаю только, что нас с Наташей выведут на суд как подсудимых. Обещали оправдать, но…
– Но, – кивнул Кравцов, начиная понимать, что за беда приключилась с Семеновым.
– Могут оправдать, – криво усмехнулся Георгий. – А могут и списать. Мы с Наташей у Савинкова в Варшаве подготовку проходили, а кто нас туда засылал и зачем, теперь иди им и объясни. И ведь покушение на Ленина именно моя группа готовила… Боевая группа ЦК, и я ее командир.
– Книжку писал из страха? – прямо спросил Кравцов. – Я к тому, что книжка – говно. Полное. Впрочем, мне кажется, ты и сам это знаешь.
– Знаю, – согласился Семенов. – Но писал я не из страха. Мы с Наташей, Макс, в любом случае или выйдем из-под удара, если Авель не соврал, или нет. Просто всегда в жизни надо быть последовательным. Сказал «А», говори «Б». Не останавливайся и не начинай выяснять, нет ли возможности спрыгнуть с поезда.
– Авель – это Енукидзе? – уточнил Макс.
– Да.
– Но он вроде к ЧК никакого отношения…