Колыбель

Решил откупорить бутылку «Джека Дэниэлса», двенадцатилетний «Чивас» оставим для какого–нибудь торжественного случая. Они будут, обязательно будут.

Выпив из глиняной рюмки колхозного производства сразу грамм восемьдесят, его величество расстался с убудским благодушием. Нет, куда дели рыбу, гады?! Мало того, что он сам ее ловил, сам чистил и жарил…

— Бунша!

Дворецкий не добавил ничего к объяснениям Нефертити.

— Я хочу рыбы, понимаешь?

— Ее нет. Совсем нет.

— Ладно, не хотите признаться, что воруете объедки с царского стола, хрен с вами, это дело обычное, но ханжество — отвратительно! Я не хотел сегодня больше ничего затевать, но придется затеять. Я кое–что вам продемонстрирую. Веди сюда это теля!

Когда дворецкий понял, о чем идет речь, он даже побледнел.

— Веди, веди и не думай, что сможешь отвертеться и куда–то там его спрятать. Не этот теленок, так другой.

Для убедительности его величество взял в руки валявшуюся у топчана палку. Правильно, палка у ложа всегда должна быть. Часто хочется кого–нибудь огреть.

— Не бойся, я тебе за это подкину чего–нибудь. Заводы «Шкода» получишь, только не шкодничай.

Так. Его величество еще хлебнул и трезво рассудил, что резать скотину все же придется, видимо, самому. Да и правильно это: быть правителем — значит чем–то выделяться. Пойдем поищем подходящий камешек.

Спустившись вниз, его величество велел старухе на костровище подбросить топлива в пламя, а маршалам набросать туда плоских камней — сковородками будут.

Долго рылся в куче каменных обломков возле стены гарема. Нет, надо затевать торговлю с колхозниками, иначе сгинем мы тут без единого ножа.

Подыскал все же один. Довел его, расколов тяжелым булыжником вдоль, — ничего, теленок не вепрь.

И вот привели не вепря. И конечно же стало его величеству его жалко. Глазастенький, гладкий, сопит. Не будь в напарниках у него «Джека», передумал бы.

Был уверен, что опять сбежится толпа, как на порку Янгуса, однако ошибся, все наоборот получалось. Людишки попрятались, гаремщицы забились в углы своего первого этажа, Мамаша скулила в тюрьме, Помпадур, Астерикс, Черчилль и де Голль исчезли с площади перед башней, как только узнали, что тут готовится. Не проинформированные заранее свитские просто заползли в заросли и застыли там задом к сцене.

— Бунша, держи его! Да хоть за уши, на бок!

Дворецкий, самый, судя по всему, исполнительный из придворных, взял зверенка за уши и даже послал соответствующую команду своим членам, но выполнить ее не смог. Руки разжались.

— Давай! Заводы «Шкода», да что там, Буншик, весь «Фольксваген» твой.

Не смог, не смог.

Да и царева потная рука хотела обронить заостренный камень, но глубоко в сознании сидела старинная воровская мудрость: достал нож — бей!

В общем, сцена получилась кровавая, тошнотворная (пришлось перебивать отвращение водкой) и малорезультативная. Животное было страшно и криво зарезано, потом неаккуратно и не полностью раскромсано. Совсем не полностью. Что такое свежевание, его величество знал только понаслышке. Хотел оттяпать заднюю ногу, но с таким тесаком… Изорвал себе руку камнем, добыл наконец печень и торжественно, будто именно этого и добивался, потащил на раскаленный камень.

Шмякнул.

Огляделся с победоносным видом.

Подданные тихо выли в зарослях, никто не был непосредственным свидетелем кровавого побоища. Даже Бунша куда–то скрылся, предатель. Даже костровая старуха отвернулась.

— Чего попрятались, бараны?! Сейчас попробуете жареного… Я вас приучу, можете быть спокойненьки.

Подошел к умывальнику, висевшему у входа в гарем, ополоснулся.

— А вы там, клуши, чего в нос зудите? Все сюда! Не хочу я траура, хочу праздника!

Хлебнул немного — уже не для храбрости, а для веселья:

— Я что сказал! Всем строиться! И армия, и гарем!

Смущенные девы стали медленно выбираться наружу.

— Ну почему мы так живем — нерадостно, неталантливо? Хочу искусств, пусть расцветают сто цветов!

Шеренга маршалов смотрела на шеренгу наложниц.

— Надо бы вам устроить Персеполь, но это потом, а пока — Бунша!

Это приказание дворецкий выполнил легко. Держа под мышкой двухлитровую бутыль колы, его величество обошел строй дам, а потом строй военачальников, давая глотнуть по паре раз.

— Ну вот, что и требовалось доказать: глазки заблестели, и уже никакое экологическое сознание нам не пэгало и не укор. А теперь — дискотека!

Сложному танцу бывший аниматор аборигенов обучать не стал, мужики дамам лапы на бока, те им свои на плечи и ну месить пыль на площади под ритмическое прихлопывание. Этому способу музыкального сопровождения он мгновенно выучил Черчилля и Астериса, и они выдавали еще как.

— А я сверху полюбуюсь. Бунша, переверни печень.

Начинало вечереть. Принесли много пучков светящихся веток, и праздник танца продолжился: сил у хорошо откормленных убудцев было много.

— Так, а теперь у меня и желание возникло, царская потребность. И наслажусь я сегодня… — он закрыл глаза и пошевелил кровавыми пальцами. — Эсмеральда!