Колумб

Теперь надо было дожидаться решения комиссии законоведов, и незримые цепи приковали его к королевскому двору.

Настала зима. Король переехал в Саламанку, «Кастильские Афины», с которыми у Адмирала были связаны не слишком приятные воспоминания. Адмирал последовал за королем и нашел в Саламанке пристанище.

«Прибыв ко двору в Саламанку, Его милость слег, страдая подагрой», — вспоминал тридцать лет спустя Диего Мендес.

Слег, чтобы больше не встать. Невыносима была для Адмирала мокрая андалузская зима, но во сто крат тяжелее переносил он морозы и холодные ветры кастильского нагорья. Дела его теперь вели Бартоломе Колумб и Диего Мендес, дел было много, приходилось метаться по всевозможным присутствиям и выправлять ордера на денежные дары его высочества. А законоведы, которым Деса перекинул петиции Адмирала, отлично знали: дни настойчивого просителя сочтены, и не торопились. Их решения Адмирал так и не дождался.

Но на краю могилы, вконец истерзанный болезнью, Адмирал по-прежнему боролся за свои права, свою честь и свои доходы Он все еще считал себя истинным владыкой Индий и давал советы королю, как лучше править заморскими землями. Из Санто-Доминго к нему поступали сведения о действиях Овандо, и он писал королю, что с тех пор, как его изгнали с Эспаньолы, там истребили шесть седьмых мирных индейцев. Их, указывал он, резали ножами, забивали палками, обрекали на голодную смерть, Но, негодуя и возмущаясь, Адмирал подчеркивал, что все эти зверства НЕВЫГОДНЫ короне, что индейцев надо беречь прежде всего потому, что без них некому будет добывать золото и обрабатывать земли колонистов. И он в этом же мемориале оправдывал свои былые грехи. Да, писал он, я отправлял рабов на продажу в Кастилию, но так поступал, надеясь, что их там наставят в святой вере и что, просветленные душой, они затем вернутся на родину…

Король, однако, меньше всего думал об Адмирале и о несчастных индейцах. Он вступал в брак. В апреле 1506 года пятидесятидвухлетний жених должен был повести к венцу семнадцатилетнюю невесту, девицу Жермену де Фуа. Была она внучатой племянницей Фердинанда и племянницей обыкновенной короля Франции Людовика XII. Католический Король задумал очередную дипломатическую комбинацию — вчерашнего врага Людовика XII нужно было использовать в борьбе с Филиппом Бургундским и императором Максимилианом. Сочетаясь браком с девицей Жерменой, Фердинанд совершал клятвопреступление: полгода назад он обещал умирающей Изабелле на всю жизнь остаться вдовцом. Но король столько раз отказывался от своих обещаний, что новое нарушение ничуть не умаляло его репутации. К тому же покойная королева всегда считала, что государственные интересы превыше всего, и ради этих интересов легко поступалась клятвенными зароками.

В том же апреле ожидали прибытия в Кастилию Хуаны Безумной и ее супруга Филиппа Бургундского. Предстояла битва за кастильскую корону, где же тут было помнить о смертельно больном Адмирале.

Свадебные торжества король решил устроить в Вальядолиде. Туда он и отправился, туда же перевезли и Адмирала. Вальядолид в царствование отца Изабеллы, короля Хуана II, был столицей Кастилии, и следы былого величия этот город сохранил на долгие годы. Но его старые кварталы являли собой весьма неблаголепный вид. Это был лабиринт тесных и темных улочек и тупиков, лабиринт невероятно грязный, а в ночную пору опасный — в вальядолидских трущобах кастильские законы не соблюдались.

В этой части города, неподалеку от церкви Санта-Мария-де-Антигуа, с давних пор существовала улица Калье-де-Магдалена. Была она чуть пошире соседних переулков, так что на ней свободно могли разминуться два всадника, и поэтому назвали ее Калье-де-анча-Магдалена — улицей Широкой Магдалины. В одном из ее домов отдал якорь Адмирал Моря-Океана.

Это был очень странный дом, не то в полтора, не то в два этажа, с окнами, прорубленными где на обычный манер, а где и на разной высоте. Жилые покои располагались на втором или, точнее, на полуторном этаже, верхний же, получердачный занимали адмиральские слуги, которым приходилось одолевать крутые лестницы с изрядно прогнившими ступеньками.

В парадных покоях полуторного этажа умирал Адмирал. Он угасал очень медленно, ни на минуту не теряя сознания. Писать он уже не мог, с большим трудом ставил он на письмах свою подпись.