Цири впервые напрямую посмотрела в глаза Мелькора и почувствовала неприятный холодок, пробежавший по спине: во взгляде и в неуловимых мимических движениях властного лица плескалась сдерживаемая, но едкая и дикая, почти животная ненависть, лишенная всяких причин. Она закинула мечи за спину и поправила перевязь, ответив коротко и просто:
– А тот, который можно разогнать только мечом.
Мелькор оскалился, показав белые зубы. На гладком, со странным металлическим отблеском, лице, плясали блики огня.
– И какой же это?
Цири прищурилась. Она чувствовала, что разговор клонится не туда, куда хотелось бы, но не понимала, что от нее хочет Мелькор. Какой ответ он желал услышать, чтобы… сорвать на ней злость?
«Или нет?»
– Почему ты спрашиваешь?
Мелькор смотрел на нее, не мигая. От костра в больших черных глазах отражался рыжий огонек.
– Интересно, – просто ответил он, но оскал меньше не стал.
Цири пожала плечами.
– Иногда не остается ничего другого. Ты же не будешь спрашивать у гуля или альгуля, зачем он загрыз ребенка. Не будешь судить лешего, развесившего по деревьям кишки лесорубов, которые отправились в лес на работу, чтобы прокормить семью. Не заговоришь о справедливости с утопцами, которые разорвали купца, едущего на телеге у озера. Их просто нужно убить. А люди… – она пожала плечами. – С людьми иногда то же самое. Только люди бывают хуже чудовищ.
Мелькор ничего не ответил. Только промолчал и посмотрел куда-то в сторону, словно потеряв интерес. Йеннифэр почему-то обняла Цири за плечи, словно желая согреть, и впервые подала голос:
– А вы двое? Что ты такое? – она смотрела прямо на Мелькора. – Эй, я к тебе обращаюсь.
Вала встряхнулся так, словно очнулся от дремоты.
– Я? – Мелькор недоуменно похлопал глазами.
Майрон тем временем вытянулся из своей позы вперед и утащил стоявший у бедра Йеннифэр пузырь, оставив глубокую борозду в снегу. Женщина покачала головой.
– Не делай из меня дуру. Ты смог что-то сделать там, на поляне, а мы не в силах даже коснуться магии в этом мире. А я, поверь, кое-что знаю об этом. Что ты сделал?
Мелькор пожал плечами, глядя прямо ей в глаза. Лицо у него даже не дрогнуло.
– Я не знаю. Просто почувствовал что-то знакомое и взял его. Воспользовался. Придал форму музыкой, потому что наш мир был создан песнью. Любая музыка – это власть.
Цири обняла Йеннифэр за талию и удивленно приподняла брови.
– Что? Мир, созданный песней? Я встречала и более странные религии, но… неужели вы оба верите в это там, у вас?
– О, – по температуре голос Мелькора мог соперничать с ледяным ветром вокруг. Он не улыбался, но опять странно скалил зубы, говоря об этом, выделяя голосом слова. – Верить в это мне незачем. Я там был. Первым, в том самом хоре.
– Был? – Цири встряхнула головой, скорчив скептическую рожицу. – Ты точно шутишь. Ты же не хочешь сказать, что…
Майрон прокашлялся после глотка самогона и оборвал ее:
– Именно это он и хочет сказать, и это правда.
– Ох, – только и смогла произнести Цири.
Некоторое время они сидели в тишине. А потом в темноте послышалось шуршание, тяжелое дыхание и сопение. И скрип шагов по снегу. Цири напряженно огляделась, схватившись за рукоять стального меча, но в густом синем полумраке, который должен был через час превратиться в рассвет, не было видно ничего и никого.
Майрон тоже не видел ничего, что могло бы издавать шум, тем более что сопение и шаги утихли.
Цири обернулась и коротко вскрикнула, а Йэннифэр выругалась и широко распахнула фиалковые глаза.
Майрон проследил направление их взгляда.
«Что за… а он здесь откуда?!»
– Мелькор… – осторожно позвал он валу. – Не делай резких движений. Даже не думай. У тебя за спиной…
Мелькор тяжело вздохнул, видя, как Майрон сжал зубы и приподнял верхнюю губу в гримасе, как будто случайно наступил на хвост спящему дракону и боялся, что тот проснется. Девки пялились так, словно он превратился в паука размером с дом.
– Да что вы опять увидели?! – взвился и повысил голос Мелькор. – Не смеш… sha!
Последнее восклицание, пусть и обладало куда меньшим количеством смысловых оттенков и форм, обыкновенно заменяло в Ангбанде универсальное выражение испуга, радости, удивления и любых других переживаний невыносимой яркости и глубины, обычно выражаемых кратким междометием «бля».
Мелькор как повернул голову вправо, так и застыл.
На расстоянии меньше локтя перед его лицом зависла морда огромного медведя с блестящим черным носом. Тварь буравила его желтыми глазами, а потом бесцеремонно обнюхала плечи и грудь, заставив отшатнуться с гримасой ошеломленного ужаса. По густой черной шкуре пробегали линии золотистого света, отливающие густой изумрудной зеленью в глубине шерсти.
Йеннифэр сидела, не шевелясь, и нервно сглотнула. Цири застыла с приоткрытым ртом. Майрон бессмысленно вцепился в пузырь с самогонкой, так и сохранив перекошенное выражение лица.