На следующий день выяснилось, что парень, его звали Сосланбек, был сыном важного чиновника, правнуком известного долгожителя, потомком уважаемой семьи и так далее. Братья, дядья Сосланбека передали Казику, что его ждут «кровники». То есть Казика убьют – кровная месть считалась сильнее всех светских законов. Мама Казика, тетя Феруза, пришла к моей бабушке, кинулась в ноги, проползла на коленях весь двор, умоляя сделать хоть что-нибудь. Казик – единственный сын. Больше никого нет. Все ведь знают, что он не виновен. Котенка не обидит. Трагическая случайность произошла.
Бабушка собрала старейшин для переговоров. Чего ей это стоило, сложно представить. Какие связи она подключила, одному святому Георгию известно. Женщина не имела права собирать старейшин. Кровная месть – семейное дело, тут никакие суды не вправе решать. Но переговоры прошли. Стороны согласились, что Казик невиновен. И для кровной мести в данном случае нет оснований. Тетя Феруза целовала бабушке руки… Бабушка ушла к Варжетхан. Все знали, что там ее нельзя беспокоить.
От Варжетхан она вышла через два дня и сразу же отправилась к Мадине.
– Ты должна уехать. Сейчас же, – сказала она.
– Я не хочу, зачем? Я ни в чем не виновата, – ответила девушка.
– Это не важно, только тебе здесь жизни не дадут. Уезжай. Я помогу с институтом, с работой, – убеждала ее бабушка.
– Нет, не уеду, я ничего плохого не сделала, – твердила Мадина. – Кто будет помогать маме? Как я могу оставить свой дом? Мне некуда ехать. Я не хочу. Мама… она не переживет.
– Ты должна уехать. Как можно скорее. Твоей семье помогут, я обещаю, – убеждала ее бабушка.
– Если я ни в чем не виновата, почему должна бежать? – не понимала Мадина. – А как же школа? Скоро экзамены. И выпускной. Уже платье заказали. Красивое.
– Забудь о платье. Те люди… им нужен кто-то, кого можно винить в смерти… ты пока не понимаешь, слишком молода, – сказала тихо бабушка. – В результате виноватой сделают тебя.
– Почему? За что? Я просто испугалась, – плакала Мадина. – Мне было страшно. Я не знала, что делать. Казик за меня заступился. Мы ничего плохого не сделали. В чем мы виноваты?
– Да, дорогая, – отвечала бабушка. – Только виновного, если захотят, найдут. Проще всего обвинить девушку.
– Все подтвердят, что я не пошла с ним. Не села в машину. Это все видели, – воскликнула Мадина.
– Все будут молчать. Так бывает. Люди боятся, поэтому молчат. И уже сами не помнят, что правда, а что нет, что видели, а что придумали. Если остальные скажут, что ты сама в машину пошла, не удивляйся. Это в них страх говорит, – вмешалась Варжетхан, которая пришла вместе с бабушкой. – Уезжай, прошу тебя. Не хочешь Марию слушать, меня послушай. Ей не веришь, мне поверь.
– Не поеду, – заявила Мадина. – Если я права, мне ничего не сделают. А я знаю, что ничего дурного не совершила. И Казик тоже. Это они виноваты. Пусть они отвечают.
Бабушка долго корила себя за то, что силком не посадила Мадину на поезд или не засунула в первый же автобус. Уже на следующий день после того, как старейшины объявили, что Казик невиновен, по селу поползли другие слухи. Получалось, что во всем виновата Мадина, которая слишком откровенно посмотрела на приезжих парней и дала повод. И согласилась сесть в машину. Почему осталась, когда все остальные девушки убежали? Разве это не согласие? Не доказательство ее вины? И если бы не она, не ее недостойное поведение, разве случилась бы такая трагедия?
Мадина едва вышла за ворота, как их соседка тетя Зарина плюнула в ее сторону. У колонки несколько женщин от нее отвернулись, одна опрокинула ногой ведро с водой, специально. Когда Мадина дошла до дома, поняла, что все происходит так, как предсказывала бабушка. Она останется виноватой. Перед ее носом захлопывались двери. Я знаю это ощущение – оно не просто страшное, – это то, что снится потом в кошмарных снах и остается с тобой навсегда. Моя мама чувствовала это каждый день. Я – лишь один, когда шла по улице, которую когда-то считала родной. Мне хватило одного дня. Не знаю, как мама выдерживала столько лет. Чувства Мадины я не просто могла понять – я их пережила. В мыслях снова и снова проходила тот путь от колонки до двора. И такого злейшему врагу бы не пожелала.
Плевки в спину – это не просто унижение, а высшее его проявление. К плевкам в лицо девочки в селе быстро привыкают. Плюют, чтобы не сглазить. Плюют, говоря, что красавица выросла. Плюют невесте на свадьбе, поднимая тяжелую фату. В знак восхищения, восторга. Если плюют в лицо – счастье. Если в спину – позор, приговор на всю жизнь. И твою, и твоих близких.
Мадина дошла до дома. На воротах свежей краской было написано неприличное слово. Она бросила ведра и начала стирать надпись. Терла, пока руки не начали болеть. Вечером надпись снова появилась.
Мама плакала. Младшая сестра и брат Мадины не понимали, почему мама плачет, и тоже куксились. Отец молча ушел в сарай.
– Что нам делать, дочка? – спросила мама. – Правда, что люди говорят? Ты сама пошла в машину?