Кольцо из фольги

– Господи, да это идеальная ткань! Счастье, что их здесь подбили! Я столько нижнего белья нашью! И мужского, и женского! Ты разве не знаешь? В парашютной ткани не заводятся вши! Не надо будет выколупывать личинки иглой. И она такая прочная, что сносу трусам не будет.

Бабушка нашла людей. Оба были уже мертвы. Лариска вернулась со здоровенным куском парашютной ткани.

После войны, уже в мирной жизни, бабушка не носила лифчики, предпочитая обычные мужские майки-алкоголички. Трусы же носила самые простые, из хлопчатобумажной ткани. Всегда только белые. А еще обязательно надевала панталоны до колен. Застудившись в годы войны, она так и страдала от хронического цистита. Даже Варжетхан не могла ее вылечить – лишь облегчала течение болезни. Про белье я бабушку никогда в детстве не спрашивала. Думала, что так и должно быть. К тому же у меня была мама, которая своим нижним бельем доводила до белого каления все село. Бабушкина грудь, большая, но удивительным образом сохранившая упругость и форму, мне нравилась больше – можно прижаться, и станет тепло и хорошо. А к маминой груди страшно даже подойти, настолько она, затянутая в бюстгальтер, была вызывающе прекрасной. Есть поговорка про то, что мужчины головы сворачивают, провожая взглядом женщину. Я знаю, откуда взялось такое определение. Один раз сама видела.

Мама шла по деревне. После случая с Давидиком бабушка заклинала маму «не провоцировать» и хотя бы немного прикрыться.

– Слушай, ну они потом ко мне придут! – убеждала маму бабушка. – Опять будут спрашивать, почему тебя в Терек еще в молодости не сбросили? Что я им должна отвечать?

Пятнадцатилетний Давидик, развитый не по годам, не с жалкими усиками, а уже вполне заметными, засмотрелся на мою маму и врезался на отцовском мотоцикле в дерево. Да так, что до сотрясения мозга. Кто ж тогда в шлемах ездил? Лана, мама Давидика, прибежала к моей бабушке с криками, что Ольга чуть не убила ребенка. Мама деликатно заметила, что Давидик, может, мозгами еще и ребенок, а половой зрелостью уже точно нет. Лана тогда на все село объявила, что по одной дороге с Ольгой ходить не будет, за один стол никогда не сядет и еще много чего не станет делать.

Так вот мама шла по деревне. Естественно, курила на ходу. Естественно, выглядела совершенно неприлично. До такой степени, что женщины передавали соседкам: по дороге идет Ольга и пусть закрывают двери и ставни на окнах. И мужчин дома подержат, пока та не пройдет.

В тот раз моя родительница действительно превзошла себя. Ладно бы брюки в обтяжку и майка на одно плечо, как обычно. Нет. Она облачилась в белый сарафан по столичной моде и босоножки-сабо на высоком каблуке. А теперь представьте. Мамина грудь полноценного четвертого размера, упакованная в бюстгальтер так, что ее половина аккуратно вываливалась, создавая ту самую глубокую ложбинку. Сверху сарафан еще сильнее подчеркивал грудь, а длиной не доходил даже до колена. Нижняя и верхние пуговицы на сарафане были расстегнуты. Мода этого не требовала, но маме так было удобнее. Ногами мама гордилась. Они и сейчас, в ее семьдесят три года, без единого следа целлюлита или варикоза. Всегда загорелые, что неудивительно. Мама на даче до сих пор предпочитает стиль «майки-размахайки, едва прикрывающей попу».

На свою беду, навстречу маме шел Заурбек, уважаемый мужчина, уже в возрасте. Хотя ему было всего пятьдесят, только юбилей отметили, но для села тех времен он считался достаточно пожилым. Заурбек, увидев маму, сначала застыл, потом покрылся потом, попытался что-то сказать, но не смог – закашлялся от избытка эмоций. Мама спокойно прошла мимо, бросив на ходу:

– Привет, Заурбек. Какой ты интересный мужчина! – И пошла дальше.

– Зачем ты так ему сказала? – спрашивала потом бабушка. – Специально, да?

– Конечно, специально, – отмахнулась мама.

– Чего ты добивалась? – восклицала бабушка.

– Да ничего. Спесь с него сбить немного. Да просто пошутила я! Что такого-то?

– Ну да, тебе ничего такого… – схватилась за голову бабушка. – А как его жене объяснять, что с ним случилось? Ты об этом подумала? Нет, не подумала! Зачем тебе? А как Лана отреагирует, если узнает правду, ты подумала? Нет!

Заурбек смотрел, как мама проходит мимо, и так засмотрелся, что свернул шею. В прямом смысле слова. Заклинило, и назад уже никак. Конечно, он побежал к дяде Алану, отвечавшему в селе за травмы, переломы и вывихи.

– Ты на кого так засмотрелся? – решил пошутить тот.

Заурбек застонал и признался во всем, решив, что это как-то может помочь в лечении.

– Как ты догадался? – спросил Заурбек.

– Ну я уже видел такие случаи. – Дядя Алан едва сдерживался, чтобы не расхохотаться.

– За что мне такое? – Заурбек чуть не плакал. – Я не виноват. Это она специально так сделала! Да любой бы на моем месте так шею вывихнул! Я же мужчина! Слушай, сейчас тебе признаюсь, как доктору. Я, понимаешь, вдруг… ну… там все работать стало… – Заурбек показывал взглядом на ширинку. – До этого не работало, а тут как в молодости… Раз – и все…