– Но о том, что настоятель Феофаний пьет кровь людскую, смешивая ее с вином, знали давно, и никто в этом даже не сомневался, – резко ответил Отшельник. – Потому и был он страшной силы, и роста – за два метра, и жесток необычайно. Из-за этих слухов и не ходили сюда. Боялись. Только в тридцать пятом или шестом осмелели, построили кошару, две землянки, затем чабанский домик. Правда, чабаны поднимались сюда нечасто. Трава здесь убогая, ветры, даже в июле, холодные. Да и место мрачноватое. Но дед и отец всё же пробились к пещерам и обнаружили эту тайную келью. Правда, нашли здесь только пять серебряных подсвечников, которые тотчас же отвезли в местечко и пропили, не признаваясь, где они это добро раздобыли.
Осмотрев еще две вставленные в неглубокие ниши старинные иконы, Беркут уже хотел уходить из храма, но Отшельник тронул его за руку, подвел в угол и, попросив помолчать, вынул один из камней. Наклонившись к нише, он знаком предложил капитану сделать то же самое. Прошло несколько секунд, и оба отчетливо услышали сначала голос младшего лейтенанта Колодного, потом смех старшины Кравцова. Выждав еще немного, Отшельник поставил камень на место, и голоса исчезли.
– Вот таким макаром настоятель и узнавал все тайные помыслы монахов, живших в вашей «командирской» пещере, куда он селил по четыре человека, меняя их каждую неделю. И монахи так и не могли понять, что за блажь такая у их настоятеля.
– Божественно придумано.
– Кто знает, возможно, здесь существуют еще какие-то тайные пещеры или ходы, по которым можно добраться и до сокровищ. Вот только отец мой сделать этого не смог. Хотя два последних лета своей жизни, с весны до поздней осени, провел здесь. То ли в пещерах этих жил, то ли в чабанском домике, так толком и не знаю. Но нашли его мертвым в той пещере, где сейчас младший лейтенант. Так вот и умер, не разгадав тайны. А в селе говорили, что это он в монахи-отшельники подался из-за грехов великих. Из-за грехов и «распятие» поставил в Сауличах, возле кладбища, где дед его похоронен. Так что…
– А запасного выхода из этой пещеры нет? – неожиданно прервал его рассказ Беркут, услышав какой-то едва уловимый шорох.
– Можно снять одну из плит на крыше и оказаться на гребне. Но он очень узкий и страшно там до смерти. Если не сорвешься в ущелье, то сможешь переползти его и спуститься на равнину. Вот всё, что я знаю.
– Значит, спрятавшись в этой пещере, можно пересидеть даже в том случае, если сюда прорвутся немцы, так? Они подумают, что ты спустился вниз. Особенно если оставить на склоне две сплетенные веревки, которые лежат в нише у входа.
– Вряд ли они найдут этот вход. Только нужно втянуть за собой камень-дверь и взять ее на засов. Они действительно решат, что ты ушел по спуску.
– Спасибо, что открыл мне все это. Лучше стал понимать и смысл появления этих пещер, и смысл твоего отшельничества. Скажи честно: все еще продолжаешь искать монастырское богатство?
– Нет, монашьи богатства меня не интересуют. А вот познать тайны этого пещерного монастыря хочется. Монахи ведь обитали здесь более двухсот лет. А они никогда не обходились без тайных ходов, подземелий, погибельных ловушек. Для грешного христианства вся их жизнь – великая тайна.
– Не знаю, как там с кладами и тайнами, но старания их могут пригодиться. Нет-нет, это лишь в крайнем случае, – успокоил он Отшельника. – В самом крайнем. – А уже ступив на Монашью тропу, вдруг сказал с иронией: – Так, говоришь, немцы до сих пор используют твою виселицу для устрашения пленных и населения? Значит, действительно постарался, а, висельничных дел мастер?!
18
«Враг?! Часовой: Привидение? Какое, к чертям собачьим, может быть привидение?!» – лихорадило мозг Андрея. Дверь комнатушки чабанского домика, в которой он спал, распахнута, и в ней, освещенная лунным светом, косматая тень человека в островерхом балахоне, очень похожая на ночное отражение вершины Черного Монаха.
Тень была молчаливой и неподвижной, и Беркут, тоже стараясь не выдавать себя лишним движением, лежа на боку, осторожно нащупывал и никак не мог найти положенный под подушку пистолет. Так и не поняв, куда он запропастился, Андрей вдруг вспомнил о пистолете в кобуре, которую здесь, на пустоши, никогда ночью не отстегивал и, мгновенно выхватив из нее «вальтер», перекатился под противоположную, затененную стенку.
– Капитан, слышь, капитан? – ожила наконец тень.
– Отшельник? Ты?!
– Я.
– Черт бы тебя побрал! Еще секунда, и я бы изрешетил тебя. Сбрось с головы этот идиотский балахон!
– Да это я мешок на голову набросил, шел дождь…
– Какой дождь? Луна вон.
– Был небольшой дождик, был… – покаянно молвил Отшельник, заходя вглубь комнатки и присаживаясь у ног капитана. – Понимаешь, Беркут, виселица эта, сатанинская, о которой мы с тобой говорили…
– Помню, помню… Ну и что?.. – торопил его Беркут, чувствуя, что потерял всякий интерес к этому ночному визитеру и снова засыпает.