Но художникам было известно, что Шакпак и дервиш не встречались до этого ни разу. Что-то сверхъестественное чувствовалось в их диалоге, подобном выпадам двух батыров на поединке, когда властвует особенный закон и никто другой не имеет права вмешиваться в спор. Поняли художники, что Шакпак не передал им еще своей мудрости. До сего часа они преклонялись перед тем Шакпаком, которого знали до заточения, преклонялись, хотя решение иных наскальных работ его осмеливались и оспаривать. Ореол необычности снова окружал Шакпака, и он предстал им все тем же наставником, и, может быть, подумалось каждому из четырех, что только теперь наступает для них пора настоящего постижения искусства. И когда Шакпак рассказал им идею храма, который должен быть вырублен в скале, в чреве земли, они были готовы к работе. Не через изображение лотоса и не через буйный танец кобылицы и жеребца решил он показать торжество жизни, а через движение. Вечное движение является смыслом жизни на земле, его и выразит храм. Этим продержится он тысячелетия. От стремления быть хозяином огромной степи должно родиться стремление овладеть плоскостью, стеной, поверхностью скалы. И сперва необходимо захватить все пространство, потом уже следует заполнить его рисунком и на конечном этапе дать волю цвету, а мысль и умение свое посвятить обработке деталей. Это распространяется не только на роспись, а должно лечь и в основу его храма.
Четыре его ученика вырубят в скале четыре помещения, идущих друг к другу крестом, что явится выражением необъятности земли. У пришельца это решение должно пробудить мысль — пройти ее, завоевать. Они будут разными по величине, ибо его ученики всегда оставались самими собой, а это значит, что комнаты своей неповторимостью не погасят мысли вошедшего. Пришелец увидит четыре комнаты и четыре подпружные арки, посредством которых помещения соединяются между собой и центральным нефом, напоминающим юрту. Каждая колонна и арка — плод фантазии учеников и умения их выразить свои мысли — будут тоже разниться друг от друга и не погашать, а будить мысль еще сильнее. Они — великие мастера и потому могут делать что угодно, но ни один рисунок, равно как и переливы и переходы красок, каждый узор и линия не должны останавливать взгляда завоевателя, а вести его. Вести от края к центру, снизу вверх, туда, где в центральной юрте его будет ждать купол. Сфера поведет его взгляд к шанраку — солнечному окну, и там он увидит бездонное, вечно зовущее небо. Никто еще не видел человека, который неподвижно смотрел бы на какую-нибудь точку неба, ибо сфера — суть самого активного движения и людской взгляд блуждает по небу. Храм вселит тревогу и заставит завоевателя выйти на поверхность земли и идти дальше. Только так он, Шакпак, полагает противостоять времени, а может быть, и победить его. Не страной сабли, как того хотел Ербосын, станет Вечный оплот, а страной сабли и резца.
Шакпак говорил горячо. И чем дальше развивал он свою идею, тем сильнее, мощнее стучало в груди сердце. И мозг и тело были напряжены, цвета и линии непринужденно возникали в сознании и обретали законченное, логическое выражение и форму: говорил ли он о сцене охоты на быстроногих муфлонов, чьи рога надо вытянуть вверх змейкой — это выразит их гнев, вызванный нападением человека, — или о верблюдах, стремительно мчавшихся мгновение назад и напоровшихся на частокол рогатин; или же о капителях четырех колонн, удерживающих купол, которые должны разниться между собой, подобно четырем стихиям, держащим мир. Ученики видели, что храм становится все ближе и ближе к модели мира, и это была чудовищно простая мысль, к которой, однако, приходят годами мучительных раздумий и поиска. А Шакпак говорил… Купол должен быть окрашен в желтый цвет, а звезды надо рассыпать по нему красные. Тогда еще более ошеломляющим будет в центре — высоко над головой — лоскут синего неба с живыми звездами. Пусть сочетание цветов будет пронзительным, ибо люди не умеют ценить их чистоту, а он хочет, чтобы радость им всегда виделась радостью, а подлость подлостью…
Ученики согласно кивали ему в ответ, позабыв, что их наставник слеп.
— Храм нужно сориентировать по четырем сторонам света, — продолжал между тем зодчий, — в правой комнате должны быть вырублены михраб и ниши для тех, кто придет потом, нуждаясь в уединении и размышлении над жизнью. Михраб по традиции святилищ надо сделать в направлении Мекки — там родилась вера, — пусть люди развивают в себе постоянство. Придет время, когда они будут боготворить гармонию красок, линий и форм, он не теряет надежды на это, и потому все, что он нарисовал на скалах Каратау и Устюрта, все свои росписи и рисунки он желает перенести в храм. Пусть люди видят, как, отвергая праздность, шел он к истине. Дорогами внутренней борьбы и созидания шел он по пути к мудрости, и пусть идущие следом не повторяют его ошибок, пытаясь отделить вечность искусства от тайн бытия.