Люди притихли, увидев подъезжающих. Ербосын в ответ на приветствия приложил к груди правую руку, но скуластое смуглое лицо его было сурово. Он снова прошелся по толпе внимательным, тяжелым взглядом, потом переглянулся с бритоголовым воином, следовавшим на корпус коня позади, и тот немедля выехал вперед.
До поворота остались три последних дома, когда Ербосын еще раз взглянул на верхнюю террасу и тут же нагнулся, выставив щит. Что-то цокнуло о железо, и мимо Самрада, чуть не снеся его с седла, стремительно промчались два воина. Не успел он опомниться, а воины уже скакали назад. Стараясь не задохнуться, держа обеими руками аркан, захлестнувший шею, за конями бежал дервиш в зеленой накидке.
Ербосын, мрачно усмехаясь, разглядывал стрелу. Только теперь понял Самрад, что Ербосын не только отклонился от стрелы, а, выставив щит, успел спасти его. Он со страхом и ненавистью уставился на дервиша, которого поставили перед ними на колени.
— У кого служил? — Ербосын взглянул на него, как на старого знакомого.
— Отвечай! — Бритоголовый дернул аркан.
— Не у тебя.
— Вижу. — Ербосын подъехал к нему, рванул накидку, и дервиш превратился в воина, одетого в легкую короткую кольчугу.
Вокруг уже собирались люди, но останавливались поодаль, за спинами воинов Ербосына, оцепивших площадку.
— Когда пришел?
— Днем позже тебя.
— Что же ты? — Ербосын кинул ему стрелу. — Не мог посмотреть?.. Зарубка-то узковата для тетивы. А то мог бы и похвалиться в Мерве…
Воины рассмеялись.
Неожиданно Ербосын взмахнул рукой, крикнул, и конь несколькими прыжками вынес его за город. С гиканьем устремились за предводителем его воины. Вскоре белая накидка мелькнула на плато, исчезла, и в этот безветренный день только пыль, повисшая в воздухе, повторяя изгибы дороги, еще некоторое время напоминала о батыре.
В Сарытасе не было каждодневного шумного базара, торговали на нижних рядах в порту, где раскладывали товар заезжие купцы и местные карлуки. Сюда же, в порт, степняки пригоняли скот, уже закупленный торговцами, дабы грузить его сразу на судно. Война между Мангыстау и Хорезмом сразу же перенесла торговые связи севера с югом на море. В порт Суль начало стекаться множество купеческих флотилий. На юг они доставляли зерно, пушнину и мед хазаров, русский знаменитый лен, а обратным рейсом — дорогое оружие, изделия из кожи, редкое дерево, шелка, украшения и пряности. Вообще за последние полтора года пространство между городом и портом тесно застроилось, появились новые склады: хлебные, строительного леса, мрамора, кожи. Запестрели лавки оружейников, мастерские лучников и копейщиков, появились оживленные ряды медников, золотых и серебряных дел мастеров, кузницы, гончарни. Вольный порт Суль ушел в предание: теперь и здесь на товары накладывались пошлины, никак не меньшие, чем на Средиземноморье. Подскочили цены и на вьючный скот. Но для караванов, уходящих на север и восток, огибая горы Каратау, нужны были еще и охранные грамоты. Вот почему во дворце Самрада целыми днями толпились иранские, румийские и хазарские купцы. Кочевые роды, через владения которых лежали караванные дороги, не отличались миролюбием, так что купцы просили у Самрада и защиты. Даже в город врывались отряды охмелевших от кумыса степняков. Наездники с буйным гиканьем носились по улицам, прыгали на конях с раската на раскат, сворачивая иной раз себе шею, наводили ужас на горожан и на иностранцев. Загнав людей в дома, степняки обрушивались на торговые ряды и склады. Не всегда вовремя успевала дворцовая стража оттеснить их в степь. В последнее время такие набеги стали повторяться все чаще, степные вожди были недовольны тем, что Самрад не делится с ними барышом. В дни всенародной беды собирался совет вождей, и племена общими силами шли на врага или держали оборону, в другое время внутренние распри и набеги были обычным явлением. Никто из вождей не принимал всерьез войну с Хорезмом, ибо не помнилось такое, чтобы кто-нибудь проходил на полуостров через владения канглы, имеющих лучшую конницу…
Вот и сегодня заклубилась пыль у дальнего увала, показались всадники, и головы всех собравшихся у мечети повернулись туда. Увидев караван на северной дороге, все стали обмениваться мнениями: откуда идет он и кому принадлежит.
— Хазары! — предположил кто-то в толпе.
— Слишком большой, — возразили ему, — и охраны маловато.
— А может, хорезмийцы?
— Это по северной-то дороге?
— А что? С них станется — хитрецы!
— Помяните мое слово: идут наши карлуки, — стал доказывать еще кто-то. — Это я вам говорю.