Колодцы знойных долин

После недавних дождей трава даже посвежела, пошла в рост. Но воздух был наполнен лишь запахом начавшей цвести полыни, перебивающим сейчас, к вечеру, запахи всех других трав.

Под окрики пастухов к аулу приближалось разномастное стадо коров. Желтая легкая пыль, огибая холм, стелилась за ними, и редкие приотставшие коровы брели в ней, как в золотистом дыму. Три десятка телят, подросших за лето, оглушительно мычали навстречу стаду и, путаясь в веревках, изо всех сил натягивали поводки. Казалось, они вот-вот разнесут жели.

Из аулов с подойниками в руках направились к жели женщины. За некоторыми из них с плачем увязались детишки. Вышел из юрты хозяин аула. Огляделся по сторонам и, сцепив пальцы за спиной, прихрамывая, тоже зашагал в сторону жели. Женщины, увидев его, заспешили, дети притихли. Пастухи, наоборот, закричали громче. В последнее время Адайбек стал несдержан, раздражителен, и все в ауле опасались внезапной вспышки его гнева.

Адайбек шел мимо кибитки одного из своих пастухов и приостановился, услышав плач детей. Этот плач напомнил ему о случившемся во время откочевки.

«Поделом, сволочи! — зло подумал он. — Не так тебя еще надо было отстегать! Допустить, чтобы бык вспорол брюхо коню, на котором сидишь!»

Дети плакали неумолчно и громко, и временами на них покрикивала старуха. И вдруг взметнулась острая зависть, стиснула сердце.

— Орава!.. — пробормотал он.

Давняя непреодолимая тоска по собственному ребенку охватила его. Она приходила всегда неожиданно. Повисли плечи под стеганым, коричневого шелка халатом. Он ссутулился и пошел, низко опустив голову. О голенища высоких сапог бились сухие стебли клевера, рассыпая коричневые зерна.

Орава… А ему бог не послал ни одного ребенка. Нет детей и от третьей жены. Сколько надежд он связывал с Калимой! Молодая, красивая, здоровая… А если нет сына, то для чего тогда все эти бессонные ночи, бесконечные тревоги, ругань? Для чего?.. Для кого он копит богатство, трясется над каждым ягненком? Для кого он отбирает лучших скакунов? Кому останется все это?..

Адайбек, тяжело дыша, оглядел стадо коров; аул, непривычно притаившийся у зарослей чия; отары овец, рассыпавшиеся в низине, далекие гряды холмов: где-то там табуны… Мысли Адайбека неожиданно обратились на другое, и он, послушный им, заковылял к холму. «Кони — это главное. Столько труда вложено, — стал рассуждать он сам с собой, — и надо их сохранить… Кто поможет мне? Нет! Кто вообще смог бы сохранить коней?.. Никто, кроме Махамбета».

Пока он карабкался по склону, сапоги покрылись густым слоем пыли, нитями паутины. По эту сторону аула он запретил пасти овец.

— Если бы только знать, как долго продлится война, — вздохнул он, взобравшись наверх. Поправил ружье, висящее за плечом, с которым не расставался в последнее время. Долго, пока на глаза не навернулись слезы, смотрел он на далекие сонные холмы. Нет, не видать табунов. Несколько месяцев назад, узнав о намерении Махамбета жениться, он рассердился. Слишком быстро хотят люди выйти из-под его власти!

Адайбек вдруг сорвался с места и стал поспешно спускаться вниз.

— Что ж, когда понадобится мне, я сам выдам Санди замуж, — пробормотал он. — Я сам выдам ее — за того, кто будет послушен мне. Из-за Санди любой джигит будет ползать у моих ног… Махамбет тоже…

Адайбек не спеша подошел к жели. Потом остановился на пригорке и стал наблюдать за женщинами. Отыскал среди них Санди.

Девушка оглянулась, словно почувствовав его взгляд. Потрогала вымя черно-белой коровы и быстро опустилась на корточки. Оттолкнула ладонью морду теленка, крикнула пастушонку:

— Тяни же! Видишь — не дает доить!

Корова двинулась за теленком, и Санди чуть не упала от толчка. Вскочила, подхватила загремевшее ведро и, сделав два шага, снова подсела к корове. Опасаясь удара, корова переждала, отведя голову подальше от пастушонка, и с морды ее, поблескивая на солнце, потянулась длинная нить слюны.

Просторное пестрое платье не может скрыть гибкого, сильного тела девушки. Иссиня-черные волосы выбились из-под красного платочка, закрыв высокий, слегка округлый лоб. Резкими короткими взмахами головы она то и дело убирает волосы с лица. Наконец быстро и сердито прячет их под платок. На тугой щеке, задрожав, осталась капелька молока.

Адайбек подошел еще ближе. И неожиданно вспомнил давние разговоры, связанные с его увлечением матерью Санди. В них не было ни тени правды, потому что он не добился ее. Разве Санди жила бы так, если бы была его дочерью?.. И снова он подумал, что, будь все бедняки так удобны, как Оспан, было бы много спокойнее в этом мире. С таким побранишься, отругаешь его на чем свет стоит, и он тоже начешет тебе холку, перебрав все достоинства своих и недостатки твоих дедов, а потом вспомнит, что предок общий, и уйдет чуть ли не со слезами умиления на глазах. Но Оспан один…

Он очнулся от громких криков. Аул, спокойный еще минуту назад, встревоженно гудел. Между юртами метались испуганные люди. Пронзительно плакали дети.