Колодцы знойных долин

«Кипчаки стали непохожими на былых воинов, — объяснял на совете Ботакан. — Лишь те, кто поклялся не разводить скота, чтобы не унижать сородичей работой на себя, и презирал богатство, те, кто с детства учился воевать, были как волки! Они добыли победу своим умением и мужеством… Вернулась лишь половина войска…»

И, соглашаясь с доводами молодого батыра, кивал седой головой Отар, уже неспособный сам водить воинов в поход. Соглашались и вожди многочисленных родов, тревожно оглядывая Ботакана. Они бы воздали ему славу, если бы он, внук черкеша Алшина, сумевшего когда-то примириться с властью кипчаков, погиб в этом походе. Слава мертвых не опасна для живых…

Беспокойным стал Ботакан после первой победы. Лучших воинов собирал он по аулам и уходил в набеги. Пригонял табуны и раздавал соплеменникам. Возвращался он израненным, редели ряды его воинов, но каждый, кого он включал в число своей тысячи, гордился этим. Только смелых и ловких, таких, как сыновья Карасая, отбирал Ботакан. Старшему шел семнадцатый год, когда он надел доспехи отца и ушел с батыром. Не нашла Самига сына среди вернувшихся с победой, среди тех, кто пировал семь дней на тое Ботакана.

Была стройна и красива девушка, которую привез Ботакан из страны гор. Черные длинные волосы ее, украшенные золотыми нитями, спадали к высоким бедрам. Не похожа она была на горячих кипчакских девушек, нежная лицом и печальная, с глазами голубыми и бездонными, как небо. Далеко гремела слава батыра, и никто не пришел, как положено, сражаться с ним за Секер. Так назвали люди ту, что вошла второй женой в юрту Ботакана.

Старел вождь уильских кипчаков Отар, и вожди родов ссорились, стремясь заполучить в свои руки его власть. Не любил их всех Ботакан, считая виновниками падения кипчакского могущества. Все, что добывал в походах, раздавал он соплеменникам, но пастухов и рабов среди них с каждым днем становилось больше; и снова уходил Ботакан в чужие земли.

А сыновья Самиги — Аман и Судан, как и все юноши, мечтали о том счастливом дне, когда Ботакан возьмет их с собой. Вместе со своими друзьями с утра до вечера учились они биться на длинных мечах и метко стрелять из лука. «Воины всегда должны искать достойных соперников, чтобы помериться силами, — учил юношей Ботакан. — Слабеют кипчаки, потому что грызутся между собой, и кипчаки становятся рабами кипчаков. Вам возродить славу отцов!..»

С тревогой смотрела Самига на подрастающих, раздающихся в плечах сыновей: слишком похожими на отца росли они…

Закрыв глаза, Самига подставила морщинистое лицо горькому вечернему ветерку. Она вспоминала, как с Ботаканом уходил второй ее сын Аман…

Он стоял у дверей, непривычно молчаливый в то утро, и, неловко пригнувшись, смотрел, как просыпается, шумит огромный аул.

— Никто не видел их в бою, — сказала Самига, возясь у очага. Она не спала эту ночь и встала рано, чтобы собрать его в дорогу. Почему-то развела огонь в кибитке, чтобы сварить мясо. — Их знают только купцы… — Она замолчала, ожидая, что скажет сын, но Аман молчал. — И говорят только плохое о них.

— Узнаем. Посмотрим, что за воины монголы, — усмехнулся Аман.

— Ты улыбаешься, сын? — Самиге не понравился его ответ.

В коржун — войлочную переметную суму — она положила столько мяса, сколько требовалось воину на три дня и еще на день. Потом прислонила коржун к косяку у его ног и стала рядом с сыном. Запрокинула голову, чтобы увидеть его лицо.

— Я говорю, что ты еще не окреп. Тебя не считают полноценным воином.

Аман не ответил, повел широким плечом, улыбнулся. Она знала давно, что не в ее силах изменить что-нибудь в этом ауле. От колодца, ведя в поводу оседланного коня Амана, шел Судан. Она смотрела, как он, весело переговариваясь со сверстниками, приближается к кибитке. Сулан был несколько рослее и сильнее старшего брата Амана, но Ботакан оставлял его дома. Она снова попыталась что-то понять из этого и почувствовала, как холодная волна недоверия к батыру охватывает ее.

Она уже не бежала за воинами, когда те вышли из аула.

Стояла в толпе и смотрела, как всадники медленно исчезают вдали, словно призраки…

Приглушенный гул донесся издалека и затих. Этот гул заставил Самигу очнуться. Вечерело. На востоке появилась серо-лиловая полоса. Она быстро разливалась по небу, подбиралась к облакам, и облака рдели и потухали, как уголья. Отчетливей и ближе донесся гул, послышались протяжные знакомые крики.

Подняв мешок, Самига закинула его за спину и, превозмогая боль в пояснице, заторопилась в аул. Из-за восточного холма широкой темной лавой выходила конница, и Самига спешила уйти с ее пути. Тяжелый грохот сотрясал степь. Вздымая тучи пыли, пронеслись мимо старухи первые всадники. К большому походу на юг, чтобы защитить города кипчаков от монгольского войска, готовились молодые воины Ботакана. А от самого батыра, с которым на этот раз ушел Аман, не было вестей.

3