Колибри

Ацтеки были воинственным народом, покорявшим огнем и мечом слабейшие племена индейцев и совершавшим человеческие жертвоприношения во славу богов. Особенно много крови требовал Уицилопочтли. Еще живым людям могли вырезать сердце, их сжигали или топили. Случалось, что ацтеки поедали своих жертв.

– Больные люди, – сказал Эско, изучив принесенные Рауно распечатки.

– И почему у него такое безумно трудное имя? – дивилась Сари. – Ведь его и произнести-то невозможно. Как там, уйцило и что-то, что-то… Черт-те что, и куда ударение ставить?

– Чему удивляться, если его нужно было ублажать?! Ты только представь, как напрягало бы, если бы никто не мог толком выговорить твоего имени, а ты была бы при этом еще и верховной богиней, – сказал Эско.

– Это имя означает что-нибудь? – спросила Анна.

– Минутку, здесь где-то есть пояснение, – сказал Рауно и начал рыться в бумагах. – А, вот. Видимо, есть несколько значений, одно из них – «колибри-левша».

– Что бы это означало?

– Нам нужно искать орнитолога? Или охотника на колибри?

– Насколько я знаю, на колибри не охотятся, – задумчиво произнес Рауно, – и особенно у нас.

– Охота, бег и кровожадный ацтекский бог, имя которого указывает на колибри. Вот так сочетание! Как все это связано? – вздохнула Сари.

– Как-то связано, – сказала Анна. – Что ассоциируется со словом «колибри»?

– Уж точно не человеческие жертвы.

– Маленькая разноцветная птичка, крылышки бьют так быстро, что их не видно.

– Для меня колибри – нечто очень нежное. Изящество и плавность движений.

– Да, уж точно не кровавое божество.

– Яркость цвета. Тропики. Большие цветы.

– Колибри симпатичные. Они не убийцы.

– Кроме этого уйцило… блин, черт-те что за имя!

– Уицилопочтли, – повторил Рауно.

– Колибри-убийца.

– Вероятность существования таких крайне низка.

– Как это ты, Анна, умеешь выражаться так изящно? Вот я, например, никогда бы так не сказал, а ведь я здесь коренной житель, – подивился Рауно.

– Не знаю, – ответила Анна, – случайно получилось.

– Ты прирожденное дарование. Сколькими языками ты владеешь? – спросил Рауно, глядя на Анну с восхищением. Та смутилась и чуть не покраснела.

– Ерунда, ничем я не владею.

– Расскажи-расскажи, – вмешалась Сари. – Мы хотим о тебе знать.

– Так, конечно, я знаю венгерский – это мой родной язык.

– А, так ты не сербка? – удивилась Сари.

– Нет, конечно, – рассмеялась Анна в ответ. – Правда, я немного говорю по-сербски и по-хорватски, а еще по-боснийски – это почти один и тот же язык. Во времена Югославии их называли общим именем «сербохорватский язык», хотя они, конечно же, не одинаковые. Сербский – государственный язык, его приходилось учить с детского сада, хотя в моем родном городе Каниже больше всего было венгров.

– А на каком языке там обучают в школе?

– Венгров – на венгерском, а сербов – на сербском. Мы имели возможность сохранять свой язык и свою культуру, во всяком случае, до определенного уровня, что получше, чем у венгров в Румынии. Сейчас я подзабыла сербский, но у меня есть парочка приятелей, с ними я стараюсь говорить на их языке, – сказала Анна и подумала про Зорана.

– Ух ты, мы же с твоей помощью можем внедриться в югославскую мафию, – сказал Рауно.

Вдруг Анна ощутила кожей волосатую грудь Зорана, услышала его страстное дыхание.

– Нет уж, спасибо.

– А еще какие языки? – продолжила Сари.

– Естественно, я владею английским, как и все другие, еще немецким, финским, и шведским.

– Получается, шесть языков, – сказал Рауно. – Весьма неплохо.

– Твой финский просто идеален, – похвалила Сари. – Я ни разу, кажется, не услышала ни одной ошибки.

– Спасибо, – смущенно сказала Анна. Она до сих пор не привыкла слышать похвалу от людей, хотя и знала, что она уместна. – Все это потому, что я переехала сюда в детстве и большую часть жизни прожила в Финляндии. Училась здесь в школе. Так что было бы странно, если бы у меня был какой-нибудь акцент. Так, давайте еще подумаем, что может означать это ацтекское украшение, – Анна сменила тему, начав перебирать бумаги на столе. – Что убийца хочет нам сказать всем этим?

– Может, он хочет указать на свою кровожадность? – предположила Сари.

– Разве это не понятно и без амулетов? – сказал Эско. – Навряд ли некровожадный изрешетит двух человек. Руководствуясь чувством миролюбия.

– Вдруг это означает, что он планирует продолжать? – спросила Анна. – Боги ацтеков требовали в жертву каждый день десятки, если не сотни людей. Если так, то это указание на то, что убийства на этом не закончатся, что жертв будет больше, что убийца не смилостивился.

В комнате воцарилась тишина. Все выглядели озабоченными.

– Страшно представить, что это так, – наконец сказал Рауно.

– Прямо как в детективе про серийного убийцу, – сказала Сари.

– Может, он хочет сказать нам то, что он и есть серийный убийца, – продолжил Рауно.

– И внутри у него засела ярость, требующая жертв, – добавила Анна.

– Жуть какая, – прошептала Сари.

– Злобствующий херов уйцилопочтальон, – сказал Эско. – Зачем его нужно было задабривать?