Колдунья

— Как выражаются полуобразованные мещане, с полным нашим удовольствием… — усмехнулся граф Биллевич. — Субъект, именуемый Васькой Бесом, все еще торчит в здешних лесах. В золоте он нуждается отчаянно, а вот моральными принципами, к нашему облегчению, нимало не озабочен. Прекрасный выход: нынешние разбойники настолько обнаглели, что способны покуситься и на проезжающего генерала… Я озабочусь, господа, можете этим не забивать себе более голову… Но что это? На ваших лицах по-прежнему неприкрытая грусть, откровенное уныние…

— Оставьте ваши подтрунивания, — сердито отозвался фон Бок. — Это ведь конец всему. Убить, убрать иным способом мы можем только эту строптивую парочку… но нет никакой возможности кого-то принудить вывести полки. Даже ночью нам это не удастся. Столько людей одновременно нам не удержать… Все рухнуло!

— Я ручаюсь не только за себя, но и за свой полк, — не без напыщенности произнес Кестель.

Немец резко повернулся к нему:

— Павел Карлович, толку-то в вашем полку! Коли это один-единственный полк… Я вас безмерно уважаю, но против петербургского гарнизона вы со своим полком, простите великодушно, слабоваты будете… С Вязинским и Друбецким мы располагали бы силой в шестьдесят тысяч штыков. При нынешнем раскладе примерно столько же будет против вашего отважного полка. Я не отменный специалист в военных вопросах, но прекрасно помню, что штыков у вас не более двух тысяч… и даже менее. Я, разумеется, с самого начала не принимаю в расчет писарей, плотников, денщиков, фурлейтов, фельдшеров и прочую нестроевую сволочь… С этим убогим количеством солдат ни о чем серьезном говорить нельзя.

Кестель вскочил. Его лицо кривилось в какой-то непонятной гримасе.

— Так какого же… какого же рожна вы два года назад меня уговорили пойти на сделку?

— А мы вас не особенно-то и уговаривали, милейший Павел Карлович, — елейным тоном произнес фон Бок. — Вы сами на всех парусах неслись навстречу. Усматривая для себя превеликую выгоду. Мы же, честное слово, не виноваты, что обернулось именно таким образом…

Кестель буквально рухнул в кресло, уронил голову на руки.

— Да вы попросту бездари, — простонал он, не поднимая головы. — Косорукие бездари… Отравить два года назад императора Александра, отравить цесаревича Константина — и не прихватить за компанию Николая… Все было бы гораздо проще и легче…

— Павел Карлович, друг мой, мы все же — не олицетворение совершенства, — пожал плечами камергер. — Никто тогда не принял Николая всерьез, да вдобавок никто не знал, что именно в его пользу было составлено завещание императора… Никто не видел в нем реального претендента на трон, полагали, достаточно будет поднять гвардию, предъявить требования, и все устроится наилучшим образом… Недодумали, не все знали, упустили момент… Еще не поздно все исправить…

— Как?! Одним моим полком?

— Ну, в конце концов, есть менее шумные средства, не требующие многолюдства, боя барабанов, переворота…

Кестель рывком поднял голову:

— Вы серьезно?

— Ну разумеется, — мягко, будто ребенка утешал, сказал камергер. — Никому из нас нельзя уже отступать: выбора нет совершенно, обязательства, принятые нами на себя перед…

Он замолчал, оглянулся на темные окна, и Ольга увидела в его глазах откровенный страх — как, впрочем, и у других. Четверо косились на окна, за которыми простиралась густая ночная тьма, и лица у всех были невеселые.

Кестель горько рассмеялся:

— Ну, это радует — не мне одному придется при неудаче держать ответ…

— К сожалению, вы правы, друг мой, — сказал камергер с наигранной бодростью. — Но у этого положения есть и полезная сторона, да-да, представьте себе… Когда четверо решительных, смелых людей, лишенных всех и всяческих предрассудков, прекрасно понимают, что выхода у них нет и проиграть они просто не вправе… Именно такие ситуации и принуждают выложиться до конца, господа мои. Ничего особенно страшного не произошло — всего-навсего стало ясно, что на штыки рассчитывать не приходится. Это еще не конец. Как справедливо заметил кто-то из древних философов, любой конец в то же время — начало чего-то нового…

— Через две недели — большие маневры в Царском Селе, — сказал фон Бок с явным намеком.

— Вот именно, — кивнул камергер. — Слишком удобный случай, чтобы им не воспользоваться. А посему прошу всех сохранять хладнокровие. Друбецким займется граф, так что все, я уверен, кончится благополучно. Нам остается подождать каких-то две недели, — он улыбнулся почти беззаботно. — А потому, друзья мои, можете пока развлекаться и далее… я имею в виду ваши, граф, с Готлибом забавы. Вчера вам, правда, помешали…

Фон Бок зло сказал:

— Узнать бы, кто это путается под ногами…