Колдунья-индиго

Когда все, кроме «временно помешанного», вышли из комнаты, Курсаков со вздохом задумчиво заметил:

— Да-а, мне-то уж скоро на пенсию, а тебе под руководством Духанского еще поработать придется… Карьеру он сделает блестящую!

— Под руководством Духанского?! — изумился Глеб. — Какая у него может быть карьера?! Это же полная бездарность! Он совершенно не умеет работать. Барахтается во второстепенных версиях, а самые перспективные направления в расследовании игнорирует!

— Не скажи, не скажи, — возразил Курсаков. — Самое главное правило, которое начальство ценит в нашей работе, несмотря на свою молодость, он усвоил хорошо. Эх, если бы я в свои молодые годы был таким же умным, как Духанский! Знаешь, кем бы я стал сегодня? О-го-го! — И Курсаков многозначительно указал пальцем на потолок. — А то я в молодости, как ты, тоже артачился: подавай мне объективность, справедливость, законность… В зрелые-то годы спохватился, да уж поздно — репутация подмочена. Вот и копчу теперь небо рядовым следователем. Таким и просижу до самой пенсии.

— Не рядовым, а по особо важным делам, — поправил страдальца Глеб.

— Пусть и по особо важным, а толку-то? Вот мы, полиция и юстиция, грубо говоря, кто? Волкодавы! Сторожевые собаки власти! Хороший сторожевой пес должен рвать кого? Чужого! А если хозяин скажет: «Фу! Это свой! Его не трогать!» — значит, виляй хвостом и точка! Если же волкодав сам, даже и без команды «Фу!» чует, кто чужой, а кто свой, так ему вообще цены нет! Вот у Духанского такой нюх есть, а у тебя нет, поэтому быть ему генералом, а тебе всю жизнь пахать простым опером.

— Ну и сравнения у вас! — покачал головой Глеб. — Не эстетические! Но дело, в конце концов, не в эстетике. Пусть мы сторожевые псы, тогда для нас все жулье, все преступники — чужие. Их мы должны рвать без пощады, и нюх нам нужен, чтобы этих выродков отыскивать. Только для этого, я так понимаю…

— Неправильно понимаешь, — опять вздохнул Курсаков. — Но переубеждать тебя я не стану, потому что это бесполезно. У тебя на генетическом уровне отсутствует опознаватель «свой — чужой». Природа тебе при рождении не вставила его в мозги… Но коли речь у нас зашла о собаках, не могу не поинтересоваться и их благодетельницей. Тебе не показалось, что Новиков как-то темнит насчет Юлии, вроде на что-то хочет намекнуть, но не решается?

«Вот что значит настоящий опытный следователь, — подумал Глеб. — О таком бы нюхе у подчиненных начальству следует беспокоиться, а не продвигать на высокие посты Духанских…»

Ох, как не хотелось Глебу даже тенью бредовых новиковских измышлений чернить Юлию в глазах следователя! Но тут вопрос поставлен перед его совестью ребром. Что у тебя на первом месте — офицерская честь и верность служебному долгу или личные пристрастия? И наступив на горло собственным любовным чувствам, Панов с трудом выдавил из себя:

— Новиков вбил в свою башку, что это Юлия организовала похищение Дэна и сама убила Никиту. Но эту чушь собачью он боится высказать открыто, а рассказал о своих подозрениях мне, чтобы очернить ни в чем не повинную девушку в глазах следствия, а самому при этом остаться в стороне и окончательно не поссориться с Никандровым, который и так терпеть его не может. И никакое заступничество Нелли Григорьевны Валерьевича не спасет, если он хоть одно плохое слово открыто скажет о Юлии. Юлин любящий папаша немедленно вышвырнет очернителя дочери вон!

Курсаков стал выспрашивать, на каких фактах основывает свои подозрения начальник охраны, и Глеб волей-неволей вынужден был подробно передать ему содержание новиковского пьяного бреда. Но еще более подробно Панов рассказал следователю по особо важным делам о причинах возникновения обоюдных неприязненных отношений Юлии и Олега Валерьевича и еще раз подчеркнул, что, по его мнению, Новиков не то чтобы сознательно клевещет на Юлию — тогда бы он был обыкновенным подлецом. Валерьич просто оказался в плену своей обиды на девушку и потому все ее поступки истолковывает превратно.

— Все мы находимся в плену своих превратных истолкований и пристрастий, — глубокомысленно изрек Курсаков. — Так, значит, Нелли Григорьевна покровительствует Новикову… А он-то как относится к жене хозяина?

— Нелли для него богиня, прекрасная во всех отношениях, — не без ехидства охарактеризовал Глеб восторженные новиковские отзывы о хозяйке.

— Да, мужик как влюбится в какую девицу или даму, так она ему кажется прекрасной богиней, а когда познакомится поближе, вдруг выясняется, что это не богиня, а обыкновенная ведьма и ей только помела не хватает, чтобы летать на шопинги, — при этом мизантропическом высказывании Курсаков почему-то посмотрел на Глеба с подозрительной усмешкой.