Колдун и Сыскарь

— Хочу сказать, умер бы от зависти Соловей-разбойник.

— Так он и умер, — пожал плечами Баро, и Сыскарь не стал уточнять, что хотел сказать этим старый цыган.

Два сгустка мрака нарисовались на другом берегу, в мгновение ока перемахнули реку, приблизились и замерли в трёх шагах, превратившись в двух вороных коней. Взнузданных и осёдланных.

Та-дам-та-та-дам — там, — коротко простучали копыта, и вслед за этим раздалось тихое ржание.

Вот это да, подумал Сыскарь, звук, что ли, обогнали или просто восприятие глючит?

— Ох, красавцы! — выдохнул Симай. — Душу можно заложить за таких коней!

— Ты, кэрдо мулеса, слова осторожней роняй, — посоветовал Баро. — Особенно ночью да в мёртвом таборе. Неровен час услышит лукавый, поймает на слове и — пиши пропало. Но кони эти особые, верно. Вмиг домчат, куда надо и сами обратно привезут. Одно только прошу — успейте до третьих петухов вернуться. Чтобы с нами договор заключить, как полагается. Кровью скреплённый.

— Вернёмся, — пообещал Симай, неотрывно глядя на Лилу. — Обещаю.

— А не вернёмся, я запомнил, где искать ваши кости, — добавил Сыскарь. — Похороним по-христиански при первой же возможности. Тоже обещаю.

— Мы вам верим, — сказала Лила. — Правда, Баро?

— Правда, — ответил Баро, помедлив лишь самую малость. — Если бы я не верил, не дал бы коней.

— А я бы не сказала то, что скажу сейчас. Твоей беде, Андрей, если кто и может помочь, так это Яков Брюс — государев колдун. У него есть книга, в которой и не такие тайны раскрыты. Сумеешь с ним договориться — вернёшься домой. Не сумеешь… Всё, молчу, скачите.

— Спасибо!

— По коням, Андрюха! — Симай одним махом взлетел в седло и поднял на дыбы своего вороного. — С места — в карьер!

Это было очень похоже на сон. Волшебные цыганские кони даже не мчались — летели над землёй, едва касаясь её копытами. Только бьющий в лицо ветер, да майский — кажется! — жук, пребольно угодивший Сыскарю точно в лоб, худо-бедно подтверждали реальность скачки.

Промелькнул и пропал за спиной луг, потом лесок, затем копыта простучали по Калужскому тракту, и вот он — поворот к имению князя Долгорукого, а вот и само имение темнеет на пригорке.

Нет, вестимо, кони волшебные. Иначе как объяснить тот факт, что ни одна собака не залаяла? Они спешились у заднего крыльца, наспех привязали скакунов к коновязи, взбежали по ступеням. Здесь, под козырьком, было совсем темно. Сыскарь включил фонарик. Симай постучал в дверь условным стуком негромко, но настойчиво. Раз и ещё раз. Никто не ответил.

— Что за… — выругался. — Спят, что ли? Мы же договорились с Харитоном.

— Погоди-ка, — Сыскарь подвинул напарника плечом, потянул дверь на себя за кованую ручку. Дверь поддалась легко и бесшумно.

— Хороший хозяин, петли вовремя смазывает, — шепнул Андрей и, привычным движением вытаскивая «Грач», шагнул за порог.

— Харитон, он такой, — подтвердил за спиной Симай, тоже шепотом. — У него не забалуешь.

На первый труп они наткнулись за второй дверью, ведущей к лестнице, кладовке и кухне. Это была молодая деваха по имени Катерина, подручная Прасковьи — главной кухарки. Катерина подавала им днём обед, и Сыскарь запомнил её курносоносое лицо с румянцем во всю щёку и, главное, выдающуюся грудь, которой она, как бы невзначай, дважды задела его плечо. «Святая Катерина, пошли мне дворянина», — сразу же, всплыла строчка из вечно юного фильма «Д’Артаньян и три мушкетёра». Да, верно, чем-то похожа была девушка на актрису, игравшую в фильме служанку миледи. Но не грудью. Грудь была совершенно исключительная и неповторимая. Эх, подумал тогда Сыскарь, не дворянин я, милая. Да и наплевать бы, но ещё некогда в придачу — это раз. А два — ждёт меня дома невеста. Светлана свет Олеговна. И, не в обиду, но изменять ей мне что-то не очень хочется. Даже в столь эксклюзивно удобных обстоятельствах. Вот если, не дай бог, конечно, мне не удастся вернуться домой…

Теперь уже точно с изменой ничего не выйдет.

Катерина лежала на полу возле лестницы, отвернув набок голову. Свет фонарика споткнулся о разодранный ворот рубахи (всё, поздно, поздно), скользнул выше на бледное, словно стена свежепобелённой украинской хаты, лицо, открытую глубокую рану на высокой шее и небольшую лужицу крови, в которой мокла прядь русых волос.

Снова шея…