Колдун и Сыскарь

— Симай, — представился Симай. — Я действительно кэрдо мулеса — сделанный мертвецом. Мой отец был из твоего племени. Ну, почти из твоего.

— Был?

— Да. Его убили добрые люди, спасибо им. Осиновый кол в сердце, железную иглу в желудок, голову долой. Огонь завершил дело. Пепел развеяли по ветру.

— И среди этьих добрых людей был ты, — утверждающе сказал Бертран.

— Откуда ты знаешь? — очень напряжённо осведомился цыган, и ствол пистолета в его руке недвусмысленно шевельнулся.

— Не трудно догадаться. Самая страшная ненависть — та, которая находится в полушаге от любви. Но я тебья не осуждаю.

— Этого ещё не хватало, — буркнул Симай. — Те, кто меня осуждают, долго не живут. Я вас, нечисть поганую, давил и давить буду до самого конца своей жизни.

Опаньки, присвистнул про себя Сыскарь, сколько драматизма пополам с доморощенным психоанализом. Значит, Симай участвовал в убийстве собственного отца, пусть даже и этого… как его… варколака. Очень интересно. Понятно, что при таком раскладе он собирается давить нечисть до конца своей жизни. Что ему остаётся? Сейчас ещё вампир намекнёт на то, что жизнь кэрдо мулеса коротка, и начнётся драка.

Но Бертран оказался не только проницателен, но и мудр.

— Всьё сие замечательно, — сказал он. — Мы можем ещё долго говорить о разном. Но не кажется ли вам, что пока мы тут беседуем, времья пропадает?

На то, чтобы наскоро обыскать дом, у них ушло четверть часа. Обнаружилось, что исчезла не только Дарья, но и Харитон Порфирьевич, и это было совсем уж непонятно.

— Кто обычно ночует в доме? — осведомился у Симая Сыскарь, когда они убедились, что больше здесь никого нет — ни живых, ни мёртвых.

— Я-то откуда знаю? — удивился цыган. — Я же здесь не живу. Бываю время от времени, потому как с Харитоном знаком, но и всё. Но вообще-то не много должно быть. Особенно сейчас, когда князь Василий Лукич в отъезде. К тому же вся дворня, считай, отдельно и от князя и от Харитона Порфирьевича обитает. Видел ошуюю от главного входа, за деревьями и забором, домишко одноэтажный под соломенной крышей? Так это она и есть. Людская изба.

— Надо их разбудить и расспросить, — сказал Сыскарь. — Может быть, не все спали и кто-то что-то видел или слышал. Только давайте зажжём факелы или свечи, батарейки в моём фонарике не вечные, беречь надо.

— Что такое есть батарейки? — осведомился Бертран, пока они искали свечи и зажигали их. — Фонарь у тебья, Андрей, удивительный. Никогда таких не видел. И пистоль тоже. Восемнадцать зарьядов, как Симай говорил? Как такое может быть?

— Много будешь знать — скоро состаришься, — буркнул Симай и взял со стола в кабинете Харитона Порфирьевича канделябр с зажженными четырьмя свечами. — На, неси, освещай дорогу. Тут слуг нет.

— Мы не старьимся, — сказал Дюбуа, принимая канделябр. — Умираем молодыми. Но живём долго. Очьень долго. Почти вечно.

— Ага, вечно, — ухмыльнулся кэрдо мулеса. — Хочешь, скажу, сколько я вашего брата его поганой вечной жизни лишил? Не поверишь.

— Симай, хватит, а? — попросил Сыскарь. — Не время. Пошли в людскую. Очень мне интересно узнать, как такое могло выйти. Двое убиты, двое исчезли. И никто ни сном ни духом. Даже собаки не лаяли. Тут сейчас по идее должна быть куча народу, много света и женского крика. Но — тишина. Отчего так?

Они узнали это сразу же, как подошли к людской избе. Первое, что попалось на глаза сразу за калиткой, — две мёртвые собаки. Как их убили, было ясно — у одной торчала из груди короткая арбалетная стрела. Вторая, скорее всего, была убита так же, но стрелу выдернули и забрали. Предварительно добив животное ножом, о чём свидетельствовали характерные раны.

— Наповал, — резюмировал Симай. — Боюсь даже смотреть, что делается в людской. Сдаётся мне, живых мы там не найдём.

Бертран остановился. Канделябр в его руке не дрожал, но пламя свечей колебалось от лёгкого, едва ощутимого ночного дуновения тёплого майского ветерка.

— С вашего позвольения, я не пойду внутрь, — сказал он глухо. — Подожду здесь. Поищу сльеды.

Всё правильно, подумал Сыскарь, там же, наверное, кровь кругом. Удивляюсь ещё, как он сдерживался в доме при виде мёртвой няньки и Катерины. Может, потому, что не слишком голоден или кровь уже не совсем свежая? Впрочем, что я знаю о вампирах…

— Это правильно, — неожиданно согласился с Бертраном Симай. — Хорошо бы понять, в какую хотя бы сторону они ушли или ускакали. У тебя ночное зрение лучше моего, вот и поищи. А внутри мы сами глянем. Да, Андрюха?

Дверь ломать не пришлось, она была наполовину открыта…