– Ну это тоже что-то вроде зелья приворотного. Только ненастоящее. Всего ночь одну она твоя будет, коли изловчишься ее зельем опоить. А после, может, и проникнется к тебе и переменится. Тут уж от тебя все зависит. Только весь пузырек выпить она должна.
– Вот спасибо! – обрадовался Степан. – Уверен, переменится, проникнется. Уж я расстараюсь!
– Ну ступай, ступай, – одарила его колдунья улыбкой белозубой. – Да помни все, что я тебе сказала.
– Вот, возьмите, за помощь Вашу благодарность Вам моя, – протянул он женщине мешочек увесистый.
– Спасибо, – приняла она подношение. – Только еще кое-что с тебя потребую.
– Требуйте, тетенька, требуйте, – воодушевился парень.
– Обещание с тебя возьму. К девице той, что вокруг тебя крутится, с вниманием отнестись, пожалеть, словом грубым неосторожным не обидеть. Знаешь ты ее хорошо. Совсем рядом она с тобой. А обидишь чем, беда может случиться. Беду ясно вижу. Поблизости ходит, момента ждет подходящего. Уж не оплошай, милый, не допусти, – сочувственным взглядом его окинула.
– Да я, да я никогда! – кулаком себя в грудь стукнул. – Я девиц не обижаю, не имею такой привычки дурной.
– Ну вот и хорошо, – кивнула она. – Ступай, милый.
Еще сказать что-то хотела, но не успела. В коридоре топот раздался. И голос мужской крикнул:
– Это я, теть Глаш. ты дома?
– Дома, дома. Сейчас, посетителя провожу…
Показалось Степану, что знаком ему голос этот, хорошо знаком.
– Неужели он? Ему-то что здесь понадобилось, – пробурчал он, но вслух спрашивать о том побоялся. Вышел из дома, с гостем не пересекся.
– Хотя, чего удивляться. Давно всем известно, с кем он дружбу водит, – рассуждения продолжил.
– А вдруг он тоже, того? – мысль на крыльце уже его осенила. – Да нет, – отмел Степан предположение неверное. – Колдунья бы это увидела. А вдруг сейчас решился? А вот это может быть! Подстраховаться нелишне будет. Опередить его надобно!
*
Сначала расстроился Степан догадке своей, а потом и обрадовался. Ведь все в его пользу складывается. На его стороне удача сегодня. Надо только не медлить, действовать, пока соперник его в городе. Парень шаг ускорил, местами даже подпрыгивал от нетерпения. И усталости вовсе не чувствовал. Идея с надеждой подгоняли его да и сил придавали.
Домой вихрем залетел. И скорей шкафы на кухне проверять. Чего бы такого эдакого найти, чтоб Ульяна соблазнилась, пригубить согласилась? А в доме ничего, окромя воды, и нет. Вот незадача!
– Нинка, – девчонку соседскую во дворе увидел. – Нет ли кваса у вас или компоту какого?
Соседка из детского возраста вышла уже давно. По годам девушкой была. Только Степан не замечал этого, все малышней ее считал. Потому как больно невзрачного вида девица была, росточком низенькая, тельцем худая. Ну как такую девушкой назвать? Подросток да и только!
– Сейчас, Степа, гляну, – с готовностью ответила Нина и улыбнулась широко и радостно. А через минуту уже кувшин парню через забор протягивала. – Вот, мамка морсу навела. Бери, пей!
– Да не заругают ли тебя? Без спроса, поди, взяла? – засомневался Степан.
Семья соседская многодетная была, бедновато жили, подношениями односельчан не брезговали. А люди с радостью добром ненужным делились: одеждой поношенной, вещами старыми.
– Да ничего. Ты пей сколько хочешь, – улыбалась Нина глуповато и в глаза парню заглядывала. – Я мамке скажу, что сама выпила все.
– Все-то мне и не нужно. Отолью маленько, – не стал он от щедрот девичьих отказываться.
– А скажи-ка, Нинка, не знаешь ли ты случайно, кому из девиц в деревне нашей я нравлюсь? – вспомнил он, что Глафира ему нагадала. Без стеснения спросил парень. А чего стесняться, дите ведь неразумное. Мала еще, в делах амурных не смыслит ничего.
Соседка не сразу ответила. Глаза вниз опустила. Личико бледненькое вроде даже порозовело.
– Не знаешь что ль? – по-своему истолковал Степан ее замешательство.
– Знаю. – тихо, почти шепотом произнесла она. – Ты многим нравишься, всем наверное.
Слова эти потешили самолюбие мужское. Еще выше парень голову поднял, плечи расправил, крякнул довольно.
– А может есть такая, которая интерес особый ко мне имеет, больше, чем у других? – продолжал он пытать невинное создание, не замечая, как та горбится и съеживается под взглядом его самодовольным.
– Есть, – прошелестел нежный голосок.
– Да чего бормочешь? – еле расслышал ее Степан. – Ну и кто же?
Плечи худенькие затряслись, ручки маленькие в замочек сцепились.
– Не боись, я секрета не выдам, – подбодрил он девушку.
А она резко голову вскинула, глазами, казавшимися огромными на побледневшем личике, на него уставилась и выдохнула:
– Так я это, Степа! – сказала и замерла.
Парень, как смысл слов ее осознал, расхохотался. Так смешно ему показалось, что существо неразумное, цыпленок неоперившийся о чувствах взрослых изъясняется.
– Ой, не могу. Ну насмешила! – развеселился он.
– Так не шучу я. Правда это, – глаза у девушки заблестели, губы задрожали.
– Да ладно тебе, Нинка! Ты? Да ты себя в зеркало видела?
Девушка лицо в ладони спрятала, головой замотала, какой-то звук странный, на стон похожий, издала и домой побежала.