Кого выбирает жизнь?

Но и такое лечение меня как-то поддерживало, как-то укрепляло, что-то во мне разжижало и насыщало, чему-то способствовало и прочее… Хотя, – не более того! Потому важнее оказалось то, что я сам изо всех сил боролся, не впуская в себя даже тень сомнения, будто не смогу подняться. Именно такой моей позиции в совокупности с оговоренным лечением и оказалось достаточно, чтобы я остался среди живых.

Теперь с усмешкой вспоминаю, как иной раз приходилось слышать изумленное: «Вы знаете! Он не умер, лишь потому, что очень хотел жить!» В это я вполне верю! Но в таких словах совершенно не учитывается самое главное – для чего этот «он» хотел жить? А это совсем не однозначно! Знаете же по собственному опыту, кто-то живёт с пользой для людей, кто-то всю жизнь тлеет, заботясь лишь о своём благополучии, а кто-то ещё и смердит, усложняя жизнь нормальным людям. Уход первых всегда огорчает; вторых – едва ли; а о третьих и говорить-то нет желания! Но в связи с этим, разве неважно знать про каждого конкретного человека, что он собой представляет? Может, его и спасать-то не стоит? Меньше будет хлопот, меньше от него вреда! Разве не так?

«Насколько роскошная мысль? – усмехнулся я. – Прямо, как у господа бога, решающего на распутье, кому куда направляться! А меня-то самого, как прикажешь, спасать или нет? Как считаешь? Ты! Именно ты! Больше полезен для страны или больше вреден?»

– Ха-ха! – могут усмехнуться в мой адрес. – Для тебя в этом сложном вопросе и сомнений не должно возникать! Как же иначе, если это касается тебя! Ты же у нас единственный! Ты у нас непогрешимый! Тогда обоснуй, если всё так, докажи, что живешь не зря, не во вред!

Что же, пожалуйста: может, в своей прежней жизни я не всегда был последовательным и наворочал немало такого, о чем теперь жалею. Было дело, но по большому счету, если судить меня непредвзято, винить себя мне не в чем! Стало быть, обязаны и меня спасать! Это, если по справедливости! Но это лишь теория, а на практике не очень-то действенно меня спасали, и не умер я лишь потому, что не мог даже вообразить, что пришла и моя чёрная пора. Я не верил, что должен умирать! И потому, на пару со своим организмом, я боролся за своё право остаться в жизни, полагая, что должен еще немало принести пользы и для страны, и для людей. И эти слова не считал высокопарными, хотя с некоторых времён совесть и честь в нашей стране расцениваются как глупость, а люди, до сих пор не сумевшие избавиться от столь мешающих в жизни качеств, воспринимаются как не слишком умные! Но я, что со мной не творите, так считать продолжаю до сих пор!»

16

В палате свободного времени, необходимого для самых неопределенных моих размышлений, оказалось столько, что раньше я и мечтать не мог о подобной возможности. И потому использовал ее на полную катушку, вспоминая и анализируя, что угодно, отгоняя от себя лишь самые жуткие мысли о случившемся с тобой.

Я был уверен, что мои мозги в любом случае должны работать, делая это напряженно и непрерывно. Работать в любом направлении, им самим угодном и задаваемом. Пусть что-то вспоминают, как-то упорядочивают, домысливают, прорабатывают, выстраивают или аргументируют, будто готовятся к публичному выступлению. Всё это и есть работа для мозга, а она обеспечивает ему жизнь. Стало быть, заодно и мне! А я, по большому счету, далеко отсюда пока не собираюсь.

Но моя спокойная и «вдумчивая» жизнь внезапно изменилась – среди ночи появился сосед, доставленный сюда после основательной работы над ним хирургов. Первые сутки после операции он жутко храпел, и не только во сне, иногда тяжело стонал и часто вскрикивал, при этом обязательно задыхаясь и откашливаясь. Присутствовать при этом было жутковато.

Вокруг соседа часто и подолгу сновали озабоченные хирурги, и наши врачи из отделения, и медсестры. Иногда всё это меня сильно отвлекало от собственных мыслей, тогда я слегка злился на него, в общем-то, совершенно невиновного. Но иной раз, признаю, его стоны меня даже радовали, поскольку напоминали, как совсем недавно и я пребывал между небом и землей в столь же беспомощном и незавидном состоянии, но сегодня-то, слава нашей тщедушной медицине, стал активно выкарабкиваться! Это прогресс! Как ему не порадоваться? Возможно, и медицину я ругал напрасно… В ней до сих пор можно встретить самоотверженных людей.

Спустя день сосед ожил и несколько окреп. Я замечал, как временами он заинтересованно вертел головой, изучая палату. Обнаружил он и меня, не желавшего вступать в диалоги, поскольку я хорошо понимал, что он, вполне возможно, еще не совсем верит своим глазам, не сознает, что ему действительно суждено вернуться в жизнь. На это осознание требуется немало времени, вот я и не мешал ему полностью освоиться.

Но я его нисколько не интересовал. Он даже заговорил первый раз не со мной. Когда около него стала колдовать наша молоденькая медсестра, я впервые услышал от него нечто внятное:

– Девушка, вас зовут Таней?

– Это так! Но откуда вы знаете? – удивилась медсестра. – Я ведь с вами еще не дежурила!