Когда завтра настанет вновь (СИ)

Мы познакомились с Гвен, как только переехали из города сюда, в Мойлейц. Мне тогда было тринадцать, и я неописуемо страдала от расставания со школьными друзьями. Помнится, когда мама объявила о переезде, я долго рыдала, пытаясь заставить её передумать, но мама была неумолима. Причины, почему мы сорвались из мегаполиса в провинциальный городишко, обменяв шикарную квартиру на нынешний маленький дом, так и остались для меня туманными. Сейчас я уже не роптала — тихий живописный Мойлейц, где даже в центре дома не превышали пяти этажей, нравился мне куда больше воспоминаний о лабиринте стеклянных небоскрёбов, — а вот в тринадцать переезд был для меня настоящей трагедией. Гвен жила на той же улице и ходила в ту же школу, что и я; в первый же день меня подсадили к ней за парту. Вначале мне было непривычно сидеть за одной партой с глейстигом — в прежней школе мой класс состоял исключительно из людей. Но я быстро привыкла.

Гм. А не был ли и тот наш переезд связан с неведомой историей, из-за которой теперь нам с Эшем придётся тоже внезапно сменить место жительства?..

— Я сегодня ужасно спала, — окончив рассуждения про личную жизнь наших однокурсников, пожаловалась Гвен. — Легла вроде рано, но кошмары снились.

— Кошмары? — я хмыкнула, вспомнив свой сегодняшний сон. — Забавно. А о чём?

— Бред какой-то. — Подруга дёрнула плечиками, обтянутыми шёлком нежно-зелёного платья: рядом с Гвен я со своими джинсами в обтяжку, футболкой и кедами казалась девчонкой-сорванцом. — Чёрный человек без лица.

Я похолодела.

— Без лица?..

— Да. Бегал за мной по всему дому, — Гвен нервно рассмеялась. — Давно так не радовалась будильнику.

— Я тоже, — медленно произнесла я.

Гвен удивлённо вскинула тонкую белую бровь:

— Хочешь сказать…

— Да. Мне тоже он снился.

Подруга пожевала маленькую пухлую губку.

— Что-то Повелитель Кошмаров расшалился, — изрекла она наконец. — Интересно, ещё кому-нибудь снился этот чёрный человек?

Я с сомнением покачала головой.

Нет, теоретически наше сновидение и правда мог наслать Повелитель Кошмаров: он же Повелитель Тьмы, он же тёмный бог Донн, он же предводитель Дикой Охоты. В тёмную ночь Самайна*, когда Донн выезжает в наш мир на своём вороном коне — во главе своры мстительных духов, злобных псов-оборотней и прочих уродливых тварей, которых в других странах называли демонами, а мы окрестили фоморами, — ни людям, ни фейри лучше было не спать. Ведь всем, кто засыпал, снились мучительные, до жути реалистичные кошмары, и всегда — одни и те же.

(*прим.: кельтский праздник, позже трансформировавшийся в Хэллоуин; отмечался в ночь с 31 октября на 1 ноября)

Но с чего бы тёмному богу делать это посреди лета, когда до Самайна ещё так далеко?

— Не знаю, — наконец задумчиво откликнулась я. — Надо будет у Эша спросить.

Ещё одна странная странность. И на этот раз не только странная, но и страшная.

Ладно, об этом, пожалуй, я тоже поразмыслю потом.

Мы дошли до оживлённого перекрёстка, где на светофоре как раз загорелся зелёный. Удачно — не пришлось перебегать на красный, а то мы с Гвен частенько этим занимались. Пройдя по переходу мимо ряда скучающе жужжащих мобилей, оказались в длинном зелёном скверике, который вёл прямиком к колледжу; редкие прохожие торопились по своим делам, листья клёнов бросали на асфальт пятиконечные звёздные тени.

С тринадцати лет мы встречались с Гвен утром возле моей калитки, чтобы идти в школу вместе. Два года спустя поступили в один и тот же колледж, на один и тот же факультет — магических искусств. Оба пройденных курса закончили на восьмёрки и девятки — ничего ниже — и заслуженно гордились парой десяток. В конце концов добились, чтобы на летнюю практику перед третьим курсом нас распределили к мастеру Тинтрэ, который вёл у нас курс преобразования энергии: я с детства хотела пойти по маминым стопам и заниматься созданием артефактов, так что это был мой любимый предмет.

А теперь мне придётся бросить долгожданную практику после первой же недели. Блеск.

— Ладно, забудем, — сказала Гвен, когда мы приблизились к трёхэтажному зданию колледжа, облицованному белой штукатуркой. Жестяная крыша под полуденным солнцем сияла так, что было больно глазам. — В конце концов, это просто сон.

Я молча поднялась по широкому мраморному крыльцу к двустворчатым дверям, подле которых курили старшекурсники, ещё сдававшие летнюю сессию.

По правде сказать, я не была согласна с её словами. Если уж на то пошло, я даже не была уверена, согласна ли со своими словами сама Гвен.

Но, с другой стороны — что нам оставалось делать?

***