Когда завтра настанет вновь (СИ)

Ни до того, как услышала стук захлопнутой двери, ни после.

Наверное, лишь сейчас я поняла, как дорога мне была наша дружба с Гвен. И она, и ужины в её доме — с гостеприимной тётей Лэйн и её строгим, но приветливым супругом. Так что я искренне понадеялась, что Гвен не сильно обидится на меня за моё исчезновение. Пусть даже пока я не имею ни малейшего понятия, как объясню его, когда вернусь.

Если вернусь.

Если б я ещё сама знала, с чем оно связано…

Я вдохнула жаркий золотистый воздух, подкрашенный солнцем, клонившимся к верхушкам невысоких яблонь в садах — и, оглядевшись по сторонам, перебежала дорогу, поспешив к дому.

Когда я открыла калитку, Эш сидел на веранде, уткнувшись в свой графон. Что-то читал.

Типичное состояние для моего брата.

— Ты собрался? — спросила я, взбегая по деревянным ступенькам.

— Ещё ночью. — Эш не отрывал взгляда от экрана. — А ты?

— Уже бегу. Как мама?

— Весь день притворяется спящей, — в голосе Эша выразительности было не больше, чем в мраморной глыбе. — Даже не ела.

— Притворяется? Зачем?

— Хотел бы я знать. Осмелюсь предположить, что она по каким-то причинам не желает со мной разговаривать.

Я нахмурилась. Взялась за дверную ручку — но, вспомнив кое-что, обернулась.

— Эш, тебе сегодня ночью кошмары не снились?

Брат резко вскинул голову.

— Чёрный человек без лица? — уточнил он.

А вот это было внезапно.

Склизкий холодный ком в груди вновь дал о себе знать.

— Он и Гвен снился. — Я сжала дверную ручку до боли в ногтях. — И что это за фоморщина?

— Не знаю. Но предполагать, что она не связана с нашим неожиданным бегством, глупо, — спокойно ответил Эш, вновь опуская взгляд на экран. — К сожалению.

Какое-то время я смотрела, как он читает. Хладнокровно, невозмутимо, будто ничего не случилось.

Рывком провернув ручку, вошла в дом.

На то, чтобы скинуть кеды и дойти до маминой комнаты, ушло не больше минуты.

— Я знаю, что ты не спишь, — решительно толкнув дверь, с порога требовательно заявила я.

Солнечный луч, пробиравшийся в комнату сквозь щель между закрытыми шторами, рассекал окружающий полумрак узкой золотой полосой. Мама лежала в кровати, отвернувшись к стене.

— Мам, — я стремительно подошла ближе, — не знаю, что происходит, но…

Она повернулась так быстро, словно ждала этого момента весь день.

Когда я увидела её красные, опухшие, безнадёжно заплаканные глаза, все слова замерли у меня на губах.

— Лайза, — выдохнула мама. — Ты вернулась.

Вскочила — и, порывисто обняв меня, вынудила присесть на край кровати.

— Я так боялась. — Мама обнимала меня так крепко, будто цеплялась за собственную жизнь. — Так боялась, что ты… всё-таки…

Судорожно, прерывисто вздохнула, скрывая всхлип, — и мне отчего вспомнилось, как полгода назад у меня воспалилось ухо. Оно разболелось посреди ночи, когда звонить лекарям было уже поздно; а без опасности для жизни ни один не согласился бы принять экстренный вызов. Обезболивающее не спешило помогать, и боль была столь невыносимой, что не давала заснуть. Обычно я стоически переношу неприятные ощущения, но тут в конце концов расплакалась. Тогда мама обняла меня — так же, как сейчас, — а я плакала у неё на плече, и она легонько укачивала меня, словно мне снова семь, и я реву, рассадив коленку. А потом я легла, и она сидела рядом, поглаживая меня по волосам, пока лекарство наконец не подействовала и я не уснула.

Мама всегда защищала меня. Поддерживала. Утешала, когда я плакала. Это я была слабой, а она — тем, кто может оберегать.

Но теперь мы вдруг поменялись местами, и это выбивало последние опоры из-под моих ног.

— Мам, что… что происходит? — с губ сорвался только шёпот. — Скажи мне, я… просто… чёрный человек…

Она резко отстранилась, держа меня за плечи.

— Ты видела его? Человека без лица?

На щеках у неё виднелись мокрые дорожки, но в глазах — ни следа слёз. Будто и не было их.

Нет, всё-таки сильная здесь совсем не я.

— Во сне. И Эш тоже, и Гвен…

— Гвен? — мамины глаза расширились, явив полопавшиеся сосуды во всей красе. — А она-то тут при чём?

— А при чём тут мы? — голос невольно сорвался на высокие, беспомощные нотки. — Мам, он… я чуть под мобиль из-за него не попала! Он охотится за нами? Что он такое?

Мама кивнула: со странным, тревожащим удовлетворением.

— Мобиль, значит, — невыразительно повторила она. — Понятно. А спас тебя фейри?

От ошеломления я забыла вдохнуть.

— Откуда ты знаешь?

Мама вытерла щёки тыльной стороной ладони. Вновь взяла меня за плечи, глядя мне в глаза мягко и пристально.

— Я хотела бы сказать тебе, Лайз. Всё рассказать, с начала и до конца. И рассказала бы, если б только могла… но это знание опасно. Оно убивает того, кто его носит. — Она крепче стиснула мои предплечья. — Вы не должны знать того, что знаю я. Не должны знать ничего об этой твари. Понимаешь?

Я моргнула… и вдруг — поняла.

— Так твоё недомогание… из-за этого? — голос почему-то был хриплым. — Из-за того, что знаешь… знаешь, что происходит?

И когда мама кивнула, — накрыв своей ладонью её руку, я недоверчиво прикрыла глаза.

Вся магия основывается на преобразовании энергии. Но чтобы что-то преобразовать, вначале нужно это увидеть. И понять.