— Я дал клятву, — медленно говорит Коул, и в глазах его плавится сиреневый лёд. — Я буду защищать её, пока не исчезну из всех возможных миров.
Мисс Форбиден удовлетворённо, даже капельку торжественно кивает:
— Тогда они отправятся в Фарге сегодня же.
— Нет. Лайза должна встретить завтра здесь, в Мойлейце.
— Почему?
— Я знаю, что ждёт её в этом городе, но не имею понятия, какие опасности будут подстерегать её в Фарге. Даже моих сил не хватит на то, чтобы бесконечно возвращаться назад. Она должна…
А потом Коул осекается, прижимает ладони к вискам, падает на колени — и растворяется в воздухе.
Мисс Форбиден долго ждёт, не сводя глаз с того места, где он только что был. Ждёт, пока ночник не бледнеет в лучах рассветного солнца; и лишь тогда, кусая губы, встаёт и подходит к зеркалу.
Пока она ещё твёрдо стоит на ногах, но кожа уже бледнеет, а под глазами залегают глубокие тени. Будто просто от недосыпа.
— Значит, завтра. — Её ладони складываются в молитвенном жесте. — Помоги нам боги…
— НЫНЕШНЕЕ ВРЕМЯ ~
Я вынырнула из темноты из-за боли. Боли в запястьях. Что-то сдавливало их, как и лодыжки. А ещё мои зубы смыкались на какой-то тряпке, вставленной в рот, врезавшейся в щёки — видимо, её завязали на затылке.
Странный шуршащий шелест. Что это? Питер? Он рядом? Если мне удастся избавиться от кляпа, если удастся оглушить его заклятием, пока он не заметил, что я очнулась…
Я осторожно приоткрыла один глаз.
Я лежала на кровати, покрытой шуршащей, похожей на полиэтилен простыней. Раздетая. В той самой спальне, в которой утром рассчитывала скоротать ещё одну ночь с Питером. Судя по оттенку лучей, просачивавшихся в щель между плотными шторами, за окном уже гас закат.
Питер стоял боком ко мне — в чёрной спортивной шапочке, под которую он тщательно забрал волосы — и методично водил лезвием бритвы по кожаному ремню, порождая тот самый странный шелест. На лице — спущенная на подбородок хирургическая маска, на руках — латексные перчатки. Один конец ремня он прицепил к ножке стола, другой держал в руке, чтобы натянуть; на столешнице, по соседству с моим черничным браслетом, поблескивала в солнечных лучах пёстрая упаковка известного резинового изделия, на изножье кровати висел прозрачный плащ-дождевик.
Простыня позволит ему не оставить в доме следов моей крови. Шапка, маска и «резинка» — спермы или волосинки на моём теле: ничего, несущего его ДНК. А дождевик поможет ему не запачкаться, пока он будет резать меня остро наточенной бритвой — и, наигравшись, душить.
Боги, он правда Ликорис…
— А, проснулась, — не поворачиваясь, негромко заметил Питер. — А я уже хотел тебя будить. Пропустила бы всё веселье.
Он заметил? Как?! Наверное, ощутил мои эмоции… грёбаный эмпат!
Уже не таясь, я завертела головой, пытаясь оценить обстановку. Мои ноги разведены в стороны и привязаны к кованой спинке кровати, руки — за головой, примотаны к прутьям изголовья. Кончики пальцев замотали отдельно, скотчем, так, что ладони оставались расправленными. Чтобы я не смогла сотворить заклинание? Или чтобы резать было удобнее?..
— Знаешь, что самое забавное? Вы искали Ликориса, но даже не подумали заподозрить меня. — Я смотрела, как Питер неторопливо поднимает бритву на уровень глаз, внимательно осматривая лезвие. — А ведь Рок была так увлечена этим делом, знала так много подробностей… даже то, что Алвену мучили кошмары про Кромешника. Она обожала фильмы ужасов, Алвена. Всякие сетевые страшилки. Кромешник был её любимчиком — даже игру про него нашла. Наигралась на ночь в шлеме виртуальной реальности, вот и приснились всякие ужасы… как раз накануне нашего последнего свидания. — Видимо, что-то его не устраивает: он вновь опускает бритву и водит ею по ремню, правя лезвие до безупречной остроты. — Мне казалось, такие, как Рок, должны догадываться, что тот, кого они ищут, рядом с ними… Впрочем, я ведь поработал над её симпатией ко мне. Как и над твоей. — Питер косится на меня. — Ты, конечно же, возомнила, что настолько сильна, чтобы сопротивляться моей магии? Нет, Лайз. В первый раз ты заметила её лишь потому, что я был недостаточно аккуратен. На полукровках мой дар не работает в полную мощь, кровь фейри защищает вас. Я не могу внушить вам свои эмоции. Но я могу уменьшать или усиливать те, которые у вас уже есть. И это намного интереснее, чем то, что я творю с обычными людьми. — Его пушистые ресницы дрожат в предвкушении. — Ты знаешь, что эмпаты воспринимают эмоции так же, как вкус или аромат? Чувства, в основе которых лежат естественные человеческие эмоции, куда лучше внушённых. И первая любовь, первое наслаждение юной девушки… это же просто нектар. А та боль, когда вы понимаете, что вас обманули, когда вы понимали, кто я… отчаяние куда глубже и слаще, если тебя предаёт тот, кого ты успел полюбить. — Он улыбается своим мыслям. — И это чувство, это падение в бездну отчаяния с вершины блаженства, эта мучительная эмоциональная агония… мой личный наркотик, который не сравнится ни с чем.