Когда устанет даже смерть

В том, что сегодняшняя премия особенно хороша, сёстры были совершенно солидарны.

Хоар провел сестёр к низкому бетонному кубу, воскресившему в памяти Лорэй карцер в поместье Батлера. Сходство

заставило близнецов замедлить шаг и крепко подумать, хотят ли они туда войти. Но Хоар решил всё за них, приложив

ладонь к панели сканера у двери. Щёлкнул замок, и стальная плита бесшумно отъехала в сторону, пропуская

визитёров внутрь.

– Гости или очередные постояльцы? – мрачно пошутил дежурящий в тамбуре военный коп.

– Сотрудники, за премией, – в тон отозвался полковник. – В двести пятую.

Коп молча протянул Хоару планшет. Полковник поднёс к нему жетон, и коп кивком указал на двери лифта.

Размерами военная тюрьма разительно отличалась от карцера покойного Батлера. Лифт опустился на два уровня вниз, где троицу встретил очередной коп, проведший их к отдельной камере.

– Дальше мы сами, – сказал Хоар.

Коп молча вскинул руку к виску и ушёл.

– Наслаждайтесь, – полковник открыл дверь и сделал приглашающий жест рукой.

За дверью оказалось помещение, больше похожее на прозекторскую морга: ярко освещённая белая комната с

металлическим столом для вскрытия тел по центру. На столе лежал обнажённый сенатор Шарон, привязанный

нарядными красными лентами, кокетливо завязанными в банты. Лишь приглядевшись, Лорэй заметили под лентами

прочные фиксаторы.

На стойке рядом со столом сверкали инструменты самого зловещего вида.

– Как мило, – расплылась в улыбке растроганная Свитари и звонко чмокнула Хоара в щёку.

– Всё, чтобы вы улыбались, – подмигнул тот. – С Халлеком ещё общаются, но как выпотрошат до дна – презентую в

лучшем виде.

Не особенно вслушиваясь, Эйнджела обходила стол, жадно впитывая отчаяние и ужас жертвы.

Сейчас Алвин Шарон уже не походил на того лощёного, уверенного в своей безнаказанности властного садиста, каким

она его помнила. Волосы всклокочены, в вытаращенных от ужаса глазах читалась мольба, какая бывает лишь у

осознающего приближение смерти человека.

При виде хищного оскала на иссечённом шрамами лице Эйнджелы сенатор забился, словно выброшенная на берег

рыба, и попытался что-то крикнуть сквозь кляп.

– Именно это я и подразумевал, когда сказал, что у меня на тебя другие планы, – сообщил ему Хоар. – Ты же сам

говорил, что обожал развлекаться с мисс Лорэй. Вот вы снова наедине. Эйнджела, пойдём, пусть Свитари

развлекается.

Как он и ожидал, эмпат отрицательно покачала головой.

– Я останусь. Хочу прочувствовать каждый момент.

– Ну, раз ты так решила… – Хоар развёл руками, – то не буду настаивать. Приятного отдыха, сенатор Шарон. Не

забудьте оставить отзыв в нашей гостевой книге.

И, подмигнув завывшему в смертном ужасе сенатору, вышел из камеры.

– Где операторская? – спросил он у дежурного копа.

– По коридору направо, господин полковник, – подсказал тот.

Хоар кивнул, закинул в рот леденец и направился в указанном направлении, задумчиво напевая “Марш полковника

Боуги”.

Камеру подземной тюрьмы наполняли крики, воскрешая в памяти кошмары прошлого. Но судьба причудливо

поменяла роли, превратив мучителя в агонизирующую жертву.

Свитари не торопилась. Каждое движение ножа Гуннара словно перечёркивало болезненные воспоминания, смывая

одно за другим кровью мучителя. Каждое движение клинка было утверждением собственной силы, сокрушительной

победой над полным унижения прошлым. Теперь она, Свитари, карала и миловала. Она стала самой смертью: беспощадной и мстительной. Она решала, кому жить, а кому умирать. И как умирать...

Иногда Ри передавала нож сестре и та вонзала клинок в тело Шарона с болезненным наслаждением. Она тоже стала

смертью: мучительной и очищающей. Боль, что причиняли руки Эйнджелы, отражалась в ней самой. Боль огнём

проходила сквозь эмпата, выжигая страхи прошлого и тоску настоящего. Омертвевшая часть души выгорала в

пламени свершившейся мести, развеивалась невесомым пеплом, уступая место чему-то новому.

Боль рвалась из эмпата очищающим криком, подобным крику новорожденного.

Сидя в операторской, Хоар задумчиво наблюдал за разворачивающейся экзекуцией. Горячий кофе обжигал горло, но

полковник всё же сделал очередной глоток. С момента старта операции по захвату “Иллюзии” он практически не спал, снедаемый дурными предчувствиями. Всё, что мог, Хоар уже сделал, и теперь всё зависело от других людей. И

нелюдей.

На экране монитора нож в девичьей руке очередной раз погрузился в тело союзовского сенатора, а полковник сделал

очередной глоток из чашки. Забавно всё же складывается жизнь. Иногда – когда случайно, а когда и осознанно – Хоар

всё же осуществлял мечту, с которой поступал в военное училище: вершить правосудие. Пусть и методами, от которых

забьётся в истерике любой правозащитник.

А в том, что Лорэй вытворяли с бывшим мучителем, полковник видел именно справедливость. И пользу. От былой