Когда-то был Апрель

— Вообще-то, армяне считают русских близким народом. Для нашей семьи прошедшая война, безусловно, гражданская. Мне ещё дед рассказывал, которого тоже звали Гаспар, что русские много хорошего сделали для моей семьи... Но ваш вопрос, товарищ лейтенант, конечно, с подвохом. Если задать его так: противоречия в армянском обществе раскололи его условно на синих и зелёных, а разногласия настолько накалили противостояние, что вспыхнула Гражданская война. Вопрос! Считают ли жители Самарской или, например, Симбирской губернии, такую войну своей — гражданской?

— Ты серьёзный парень, — рассмеялся Апрель. — Случайно не философ?

— Так точно. Но только будущий философ. В университете уже год учусь, — похвастался Гаспар Абазян. — И всё же, ответьте, товарищ лейтенант, будет такая война гражданской для вас лично?

— Любая война, это зло, — не раздумывая, ответил Апрель. — Все люди Земли, братья. И потому, для меня любая война гражданская.

Рядовой Абазян понимающе кивнул, соглашаясь и не соглашаясь с лейтенантом, потому что получается, что война, где советские люди погибают от рук германских солдат, являлась тоже гражданской, поскольку немцы — наши заблудшие братья? С такой реальностью сложно согласиться.

В третий раз Апрель Старцев входил в ту самую деревню. Пройдя мимо большого сарая, который снова стоял в целости и сохранности, он приблизился к дому тётки Прасковьи, где пару столетий назад распрощался с казаками. Всё те же резные окна, всё та же калитка и тоже крыльцо встретили блуждающего во времени гостя. Даже входная дверь показалась знакомой.

Апрель скромно постучал. Дверь с хорошо знакомым скрипом открыла девушка, как две капли воды похожая на дочь Прасковьи — Любашу. Русая коса до пояса, накинутый на плечи платок и румянец совсем не изменились за долгие годы. Но сейчас вместо стыдливого девичьего взгляда, он столкнулся с глазами озлобленной волчицы.

— Здравствуйте, — поздоровался Апрель.

— Ну, здравствуйте… защитнички наши, — сердито смотрела девушка.

— Мы из окружения вышли. Пробираемся к линии фронта. Не знаете, немцы в деревне есть?

— Как ни быть... два дня, как объявились. Что-то прячут в амбаре на площади. Наверное, бомбу собирают. Вот и бегают туда-сюда.

— В деревне немцы? — не поверил Апрель.

— А ты как думал? Да, молодой человек, в нашей деревне поселились немцы, пока вы по лесам шастаете да из окружения выходите. Куда только идёте? Ищете место, где учения свои провести?

— Мы что, прячемся от фашистов? — вспыхнул факелом Гаспар.

Заметив горячность юного армянина, красавица снизила накал. Она смотрела на соседний дом, указывая рукой в его направлении.

— Ладно, забыли. А немцев пятеро или шестеро. Видите, свет горит в тех окнах? В том доме они остановились. Машины сюда приезжали, что-то выгрузили и в амбар солдаты отнесли. Там теперь часовой всегда ходит.

— В амбар — в смысле в сарай на площади? — уточнил Апрель.

— Сарай, амбар… какая разница? — снова заводилась хозяйка.

Внешне она была очень похожа на Любашу, но характер у неё оказался зеркальным. Девушка из прошлого была тиха и покладиста, а нынешняя красавица: строга и колюча. «Комсомольцы, они ребята стойкие», — подумал о девчонке Апрель.

— Спасибо за помощь. Вы очень помогли Красной армии, — козырнул лейтенант. — Не думайте плохо о нас. Мы делаем всё, что в наших силах. Победа придёт... поверьте…

Лейтенант повернулся кругом и, не спросив даже имени, быстро направился к лесу.

Немного взволнованный Гаспар, извиняясь перед горделивой хозяйкой, развёл в стороны руки и поспешил вслед за командиром.

Укрывшись в лесу, Апрель спросил у солдата:

— Дорогу назад помнишь?

— Так точно.

— Это хорошо. Лесом пойдёшь. Аккуратно. Доложишь Работягову, что жду его со всем отрядом на этом самом месте. Понял?

— Я быстро. Туда и сразу обратно. Разрешите идти, товарищ лейтенант?

— Выполняйте приказ, рядовой.

Чтобы найти отряд и вернуться, молодому армянину потребуется не меньше часа, так подсчитал Апрель. Решив, что ему самому хватит и тридцати минут, он отправился сначала к сараю, а затем к дому, где остановились немцы.

***

Апрель подкрался к часовому, безмятежно сидящему на металлической бочке. Кругом шла война, в двух шагах от деревеньки гремели орудия и гибли тысячи солдат, а часовой чувствовал себя, будто где-нибудь в Баварии у склада колбасных изделий. Непростительная беспечность.

Незаметно проскользнув мимо часового, лейтенант перебежками приблизился к дому и спрятался под открытым окном. Фашисты оживлённо беседовали. Апрель понимал немецкий язык, как родной.

— Через месяц Москва падёт, — уверял один из арийцев.

— Франц, предлагаю пари! И двух недель не продержится Москва. Или ты думаешь по-другому? — продвигал свою версию другой немец.

— Думаю, что русские давно уже сбежали из своей столицы. Я о Сталине и его правительстве коммунистов. Смылись они за Уральские горы, и будут там сидеть, пока мы до них не доберёмся. Уверен, что уже через десять дней в Москву зайдут первые зондеркоманды для фильтрации населения. Скоро всё будет кончено, господа, — ответил Франц.