Когда пробудились поля. Чинары моих воспоминаний. Рассказы

Возле дома суперинтенданта он собрал всю свою волю и, оторвав взгляд от земли, поднял глаза. Прислонясь к дверному косяку, на него с улыбкой глядела Рампьяри. И тут мужество окончательно покинуло Бхоларама. Губы его пытались произнести «О джи!» — но звуки застряли в горле. Ноги, описав немыслимый пируэт, зацепились за какой-то камень, зажатые под мышкой папки посыпались на землю… Сгорая со стыда, наш герой кинулся их подбирать.

Когда он наконец осмелился украдкой взглянуть на дверь, красавицы уже и след простыл. Понурив голову и проклиная себя за трусость, Бхоларам поплелся домой.

На другой день он принял серьезное решение. Так больше продолжаться не может! Если он не осмеливается произнести слова любви, то следует их написать. Стоило ему только подумать об этом, как ворота, двери и окна его мозга широко распахнулись для всех поэтов. Даг, Сурдас, Рахмат, Мир, Мирабаи, Раскхан, Мадхук, Кабир, Атиш, Баччан, Азад, Анджам, прихватив с собой груды увесистых фолиантов и сбивая друг друга с ног, ринулись вперед. А Гульзар, чтобы занять свое место, ухитрился даже пробить отверстие в потолке. Какая была толчея, какой шум — трудно себе даже представить!

Первое письмо получилось на пятидесяти страницах. Собственно говоря, это было не письмо, а описание тяжких странствий израненной души по юдоли скорбей. «Общий обзор тридцати восьми лет жизни Бхоларама-Дуду». Но — увы! — слишком много там было рассуждений, слишком мало жизни… Бхоларам изорвал его на мелкие клочки. Другое письмо было уже на тридцати страницах, следующее — на двадцати.

Так, промучившись три-четыре дня, Бхоларам сочинил наконец послание на семи страницах. В более сжатой форме излить свои чувства он не мог.

Несколько раз перечитал он это письмо. Затем аккуратно переписал послание: разбил на абзацы, оставил ровные поля, украсил завитушками прописные буквы, тщательно расставил точки и запятые. Потом снова все проверил и, когда убедился, что «общий итог» положителен, приколол к письму розу, положил в надушенный конверт и решил, что, если сегодня, возвращаясь из конторы, встретит Рампьяри, если она будет одна, если она будет весела, если она улыбнется ему, если будут соблюдены все эти «если», он передаст ей свое письмо и, не говоря ни слова, удалится. Сегодня он не позволит себе никакой сумятицы — ни слабодушия, ни затмения разума. Спокойно и уверенно приблизится он к ней, подаст письмо и уйдет к себе в дом. Вот и все. А там — будь что будет!

Спокойно и уверенно вышел вечером Бхоларам из конторы. Без всякого волнения сел в автобус. С независимым видом сошел на своей остановке и медленно направился к заветному углу. Рампьяри, как всегда, улыбаясь, стояла у дверей. Но что это? Стоило Бхолараму только взглянуть на нее — и бог знает, куда девалось его мужество. Он уже не помнил, что ему нужно делать, а чего — не нужно. Руки и ноги у него задрожали, в глазах потемнело. Он уронил конверт в колючую изгородь садика возле дома Рампьяри и бросился бежать к своему одинокому гнезду.

Обуреваемый сомнениями, Бхоларам всю ночь не мог заснуть. Заметила ли Рампьяри конверт? Вероятно, заметила. Правда, зеленая изгородь кустов в том месте очень густа, но ведь женский глаз подобен рентгеновскому лучу, он проникнет повсюду, доберется до самого сердца… Может ли статься, чтобы она не увидела конверта? Нет, конечно, увидела! С бьющимся сердцем, трепетными руками подняла она письмо и, если поблизости никого не было, прижала его к груди… А затем вскрыла и прочитала послание. Какие краски, должно быть, играли на ее лице, пока она читала! Она то улыбалась, то вспыхивала от смущения, то досадливо кусала губы; порой сбрасывала покрывало на плечи, потом вновь натягивала его на голову; иногда прятала лицо в подушку, заливаясь звонким смехом, или, скорчив забавную гримаску, шептала: «Полно вам, джи, полно! Перестаньте!»

В воображении Бхоларама, словно на экране, одно видение сменялось другим. Из этого блаженного состояния его вывела неожиданно мелькнувшая мысль: а вдруг Рампьяри не заметила письма? Что, если оно попало в чужие руки? Письмо… живая изгородь… Все перемешалось и закружилось в голове Бхоларама. В безумном испуге вскочил он с кровати и бросился к дому Рампьяри.

Вокруг царили тьма и безмолвие. Несчастный влюбленный тихонько подкрался к тому месту, где он уронил письмо! Увы! Оно по-прежнему лежало в кустах. Никто его не поднял, никому оно не было нужно… Бхоларам почувствовал острую печаль и вместе с тем бесконечное облегчение. Он подобрал злополучный конверт, сунул его в карман и направился к своему дому. Но тут, на его беду, из темноты вынырнул горкха, ночной сторож.

— Стой! Кто идет?! — закричал он, преграждая путь Бхолараму.

Вместо ответа наш герой только громко икнул. И лишь когда горкха в третий или четвертый раз повторил свой вопрос, бедняга с трудом выдавил из себя:

— Я… Бхоларам…

— О-о! Дуду! — Голос сторожа сразу смягчился. — Что ты тут делала в такой темный ночь?

— Я… Я искал вас… — растерянно пролепетал Бхоларам.

— Нас? — изумился сторож. — Зачем нас?

— Мне стало страшно…