Когда придёт время (СИ)

Я бы сказал, начало этой истории похоже на сказку о современной Золушке. Большой город, наслаждающийся бессонницей. Небольшое кафе, открытое с утра до ночи, блистающее пошлыми неоновыми огнями. Молодая официантка, уверенная, что это временная работа, что совсем скоро произойдёт чудо и она всё-таки получит потрясающую работу по своей «не женской» специальности. Харизматичный перспективный бизнесмен, сбежавший в командировку от жены — об этом он, конечно, «забыл» упомянуть в вечер, когда очередной бокал, улыбки и тёплые слова породили симпатию, спустя несколько дней продолжившуюся на застиранных простынях в номере отеля. Иногда от таких связей остаются нежелательные сюрпризы. У неё остался я.

Может, это неверное определение. Оглядываясь назад, я думаю, что мама всё же любила меня. Может, она одна. Только ей было бы лучше без такого «сюрприза».

Узнав, что случилось, она стала трудиться ещё больше, хватаясь за любой дополнительный час работы, чтобы обеспечить будущего ребёнка до приезда отца. Ведь он обещал вернуться.

Она всегда описывала его очень приятным и добрым человеком, говорила, что он приедет вновь, мы втроём будем счастливы, — скорее убеждала себя, чем меня, тогда ещё младенца. Но всё же я ждал.

И наконец-то отец возвратился. Мне было около трёх лет, я не должен помнить, но это въелось в меня невыводимым уродливым пятном. Она привела его к нам в квартиру, призналась, что родила ребёнка, видимо, уверенная, что он будет рад. Но ведь жизнь не всегда похожа на сказку.

— У меня есть ребёнок, дочь. И планируем с женой ещё одного. Мне не нужен ублюдок, который, вероятно, даже не от меня. Я заплачу, сколько захочешь, только держись подальше от меня и моей семьи.

Это был единственный раз, когда я услышал, как она ругалась. И через крошечную щель видел, как мама вытолкала этого человека за дверь. Тогда я ещё не понимал, что именно случилось, но точно знал: ничего хорошего. Поэтому просто стоял у стенки, глотая слёзы и не имея возможности объяснить, в чём дело.

Постепенно жизнь налаживалась. Будни официантки сменились буднями сотрудницы небольшого офиса. Та «не женская» профессия… Мама любила компьютеры — я перенял это от неё и с тех пор, как научился говорить и читать постоянно просил показать мне что-нибудь. У нас даже был уговор: одна прочитанная книга — и она учила какому-нибудь трюку с кодом. Я помню те вечера перед старым треснутым монитором, тепло её руки и жужжание старого системного блока, которое ни с чем не спутаешь, её усталое, но освещённое улыбкой лицо, звонкий смех. Помню, будто прошло несколько дней, а не двадцать лет.

Шли годы. Мне тогда непросто давались дни в школе, так бывает, если ты слишком тих, чтобы как следует защититься. И рассказать маме я тоже не мог — ей и так непросто — но, похоже, что-то в моём поведении изменилось, ведь вечерами она садилась рядом со мной на нашей крошечной кухне, долго смотрела в глаза и только после мягко говорила:

— Ты же знаешь, что можешь рассказать мне, если что-то не так?

— Знаю.

— И что я сделаю всё, чтобы помочь тебе?

— Знаю.

— А то, что я не смогу ничем помочь, если ты не доверишься мне?

После этого я никогда не отвечал. Просто прижимался к её плечу и молчал. Она смотрела, как остывал чай и трепала меня по волосам, я каждый раз противился. Слишком взрослый для таких нежностей! Ну, так казалось.

В то время я… пожалуй, был действительно счастлив. Но в этом мире за всё надо платить. Особенно за счастье.

Так иногда бывает: предчувствие неприятностей не оставляет целыми днями, но разум цепляется за нелогичность ощущений, отказывается воспринимать очевидное и в конце концов позволяет реальности обрушиться камнем на голову. Может, я мог бы сделать что-то, но… Она говорила, что я могу рассказывать всё, но сама молчала. Я даже не заметил, что она была больна. Всё стало очевидно, когда изменить ничего невозможно.

Я просто возвращался из школы, и горел желанием поделиться, как расправился с очередной задачей, ведь у неё наконец-то был выходной. Тем большей неожиданностью стали машины медиков и полиции. Это был многоквартирный дом, и я помню, как замер среди зевак, молясь, чтобы это не имело отношения к моей семье, хотя в глубине души я знал, что это тело в машине… Я не мог пошевелиться. Даже когда ублажённые зрелищем люди начали расходиться, просто стоял там и смотрел вслед отъезжающей машине, пока не подошёл офицер полиции. Мы с ним общались и до этого из-за моих… экспериментов в школьной сети. Я даже доверял ему в некотором смысле.

— Пойдём-ка со мной, Джейк. Нам многое нужно обсудить.

Я плохо помню дорогу: казалось, на ватных ногах дошёл до машины и открыл глаза уже в кабинете. У меня на плечах плед, рядом кружка приторного чая. Тот офицер за столом, рядом ещё человек в костюме. И все молчали, будто никто не знал, с чего можно начать этот разговор.