Глаза ее открылись, и он увидел слезы.
— Нет, Бен. Не ранена. Физически — нет.
В лице ее не было ни кровинки. Она походила бы на мраморную полированную статую, если бы не яркий, хрупкий огонек в глазах. Коннор подумал, что до сих пор не замечал, как она красива, — красивее, чем Карен, хотя эта мысль казалась ересью.
Эрика переменила позу, и повалившийся на нее Роберт застонал, руки его слабо нащупывали что-то, чего там не было.
— Умирает, — сказала Эрика.
Коннор взглянул на Роберта. Вторая пуля попала ему в шею, нанеся смертельную рану. Его густая борода была в красных пятнах, лицо покрывал тусклый налет синевы. Глаза были закрыты, веки подергивались, будто ему снился сон.
Коннор медленно кивнул.
Эрика повернулась на бок, подставив ему руки, связанные шарфом. Ее красным шарфом.
— Разрежь, — прошептала она.
Коннор стал рыться в карманах, потом вспомнил о вонзившемся в пол ноже. Крякнув от усилия, он вытащил лезвие и разрезал шарф.
Эрика обняла брата и прижала к груди.
— Все хорошо, Роберт. Уже все хорошо.
Она обращалась к нему, будто к перепуганному кошмаром ребенку.
Роберт захныкал, глаза его были закрыты, губы вытянуты.
— Уже хорошо, все хорошо.
Роберт чуть слышно пробормотал:
— Они схватят меня...
— Нет, не бойся. Я здесь. Я позабочусь о тебе. Я всегда буду заботиться о тебе. — Эрика плакала, укачивая его в объятиях, голос ее звучал нежным шепотом. — Я не позволю им тебя схватить, клянусь, не позволю.
Внезапно Роберт поднял голову, глаза его широко раскрылись, в их рассеянном взгляде Коннор увидел неописуемый ужас и понял — то, что слышал этот человек по ночам, что заставляло его затыкать воском уши и таиться в одиночестве, явилось теперь к нему в последний раз.
— Не схватят они тебя, — сказала Эрика, но Роберт не услышал.
Рот его раскрылся в беззвучном вопле. По телу пробежала дрожь.
Потом он медленно уронил голову на грудь Эрике, испустил последний хриплый вздох и скончался.
Эрика подержала брата несколько секунд, потом потянулась к Коннору и взяла его за руку.
Он сидел на холодном каменном полу, сплетя пальцы с пальцами Эрики, оба не шевелились и не произносили ни слова, пока запоздало не появились вооруженные Магиннис и Вуделл.
Глава 21
Черная вода.
Ее глубь манила. Таинственная тьма. Холодное безмолвие.
Единственный шаг, нырок, шок погружения, уносящий сознание, и потом ничего.
Избавление от страданий, от горя, от вины.
Единственный шаг.
Эрика стояла над водопадами, опустив голову, глядя, как пенистый каскад низвергается к ручью в двухстах футах под ней.
Странно, как мало изменилось за восемнадцать лет. Вчерашней школьницей она стояла на пристани возле рыбачьей деревушки, думая о смерти в темных водах Эгейского моря. И вот снова стоит, глядя на кружение пены, с теми же холодными мыслями, изменились только внешние обстоятельства.
Тогда было уже за полночь; сейчас предвечернее время. Вместо жаркого средиземноморского лета зимний пенсильванский пейзаж, четкий в бледном свете. На пристани она была нагой, сейчас в теплом пальто, защищающем от порывов холодного ветра.
И самое главное, тогда она была юной, еще девочкой. Теперь юность ушла, а с ней и наивная надежда, что она сможет навсегда оставить прошлое позади.
Черная вода. Единственный шаг.
Разумеется, она не сделает этого шага. Она слишком упорно сражалась за жизнь, чтобы теперь отказаться от нее. Ладони ее до сих пор покрыты тонкими шрамами от порезов и ссадин, полученных во время подъема по лазу. Еще один маленький шрам на шее, где ее царапнул нож Роберта. Руки и ноги все в синяках, темные круги под глазами еще не сошли.
Боевые шрамы. Напоминание обо всем, что она перенесла только ради вот этой возможности стоять в солнечном свете и смотреть, как вода бежит по камням.
Нет, она не умрет. Но временами ей хотелось смерти. Потому что сражалась она не только за выживание. Сражалась за близость с мужчиной, ее любовью.
А он теперь знает самое худшее из ее прошлого, тайну, в которую она никого не собиралась посвящать, и вряд ли будет ее любить или хотя бы сможет снова встретиться с ней.
Значит, она будет жить в одиночестве. Это трудно, но она справится. Однако без него, единственного близкого человека, жизнь ее будет холодной, как этот зимний воздух, пустой, как эти безлиственные леса.
А смысл жизни? Цель?
Она не знала. На пристани ее спасла Персефона. Во всяком случае, ей нравилось так считать. Но теперь...
Персефоны здесь нет. Или?
Эрика оглянулась, почти суеверно ища взглядом блеск бронзы и чувствуя себя глупо.
Она увидела блеск.
Не статуи. Полицейского значка.
Бен Коннор стоял на опушке, глядя на нее.
От неожиданности Эрика ахнула и невольно отошла от края обрыва.
— Бен, ты напугал меня.
— Извини. Надо было что-нибудь сказать. Но я не хотел тебя беспокоить.
Коннор пошел по тропинке, идущей через лес от дороги. Эрика заметила, что он прихрамывает, на левой ноге у него было растянуто подколенное сухожилие, чтобы растяжение прошло, требуется несколько недель.
— Я заехал в Грейт-Холл, — заговорил он, подойдя к ней. — Мария сказала, что ты могла отправиться сюда.