Когда она была плохой

В буфете нашлось шотландское виски. Наполнив им пластмассовый стаканчик, я закурил сигарету и сел на край кровати. Руки мои дрожали. Конечно же, от усталости. Осмотри еще раз комнату, подумай. Лыжи. На лыжах есть номер серии, который может вывести… на Фрэнка Митчелла. Сумасшествие. То, что я делаю, — это сумасшествие.

Я протер влажной тряпкой бутылку, стаканчик, брелок с ключом от номера, поднял рюкзак и вышел.

Я доехал до базы, оставил взятую напрокат машину на стоянке отеля и с полмили прошел пешком до дома Шанталь. Был замечательный, ясный, морозный день. Мимо меня проносились гремящие цепями автомобили.

Один из ключей входил с большим трудом, но я вращал и крутил его до тех пор, пока не почувствовал, что он попал в соответствующие пазы.

В комнатах было прохладно, пустынно, тихо и самую малость пахло духами Шанталь. В снопе солнечного света роились частички пыли. В углу мерно тикали старинные часы, и в латунном маятнике отражались солнечные блики. На кофейном столике лежала пачка французских сигарет. На крышке пианино стояла ваза с увядшими голубыми и белыми цветами. Книги, журналы, бокал из-под виски с серпообразным следом губной помады на ободке — следы уютного беспорядка.

Спальня. Здесь запахи погуще — пахло духами, косметикой и самой Шанталь. Кровать. Та долгая кокаиновая ночь. Конечно, она проститутка, но ведь не всем и не всегда же она фальшивит?

Кухня. Я приготовил себе на завтрак яичницу с ветчиной, тост и фруктовый сок, затем закурил перед чашечкой растворимого кофе. Я вычистил сковороду и тарелки и сложил их в раковину.

Затем со второй чашечкой кофе я прошел в гостиную и стал пить его, покуривая крепкую французскую сигарету Шанталь. Имел ли я право разорять ее? Да, я верил в то, что отмель Нативити дала мне такое право. Вопрос заключался в том, что говорит мне мое сердце.

Забудь об этом, сказал я себе. Забирай свои вещи и уходи. Однако я остался. Мой ум был добрее сердца.

Ночью я спал на полу у двери, держа наготове револьвер и баллончик с газом мейс.

Они появились вскоре после полудня в воскресенье. Я услышал гудение лифта, звук открывающейся двери и их голоса в холле. Заскрежетали ключи в замках, повернулась дверная ручка, и дверь открылась вовнутрь. Вошла Шанталь, а за ней Крюгер. Крюгер нес два чемодана. Они обалдело уставились на меня. Я оттолкнул Шанталь правой рукой, а левой поднес баллончик к лицу Крюгера и выпустил струю газа. Лицо его сморщилось, как у ребенка, и он почти грациозно повалился на пол. Шанталь бросилась бежать через комнату. Я догнал ее и выпустил струю газа ей в лицо.

Схватив Шанталь за запястье, я толкнул ее в глубь квартиры, затем вернулся к Крюгеру. Он слегка брыкался, поэтому я дал ему вдохнуть еще порцию газа. Я оттащил подальше чемоданы, закрыл и запер входную дверь и нажал на кнопку стереомагнитофона. Зазвучал Бетховен.

Я был возбужден, почти невменяем. Я пнул Крюгера в ребра. В этом не было нужды — он был ослеплен, беспомощен, но мною руководили страх и сознание силы.

Шанталь лежала поодаль, лицо ее было искажено, глаза прикрыты ладонями.

В голове у меня была пустота. Что дальше? Согласно разработанному мной плану я должен был действовать быстро и энергично, пока ситуация находилась под моим контролем, но сейчас я словно оцепенел. Что делать дальше? Мне казалось, что и Крюгер, и Шанталь притворяются, что действие газа было не таким уж сильным.

На всякий случай я снова направил струю газа на Крюгера и быстро обыскал его карманы. Я обнаружил выкидной нож и отбросил его, затем извлек из кобуры пистолет.

Когда я стал пятиться назад, Крюгер схватил меня за ноги, и я упал, правда, успев откатиться в сторону. В схватке он расправится со мной в мгновение ока. Я поднялся и боковым зрением увидел, что Шанталь со стоном пытается встать на ноги.

Крюгер уже почти поднялся. Я шагнул ему навстречу и дважды ударил пистолетом по голове. Но это мало подействовало. Отступив на пару шагов, я снова брызнул на Шанталь газом. Она рухнула на пол. Тем временем Крюгер, покачиваясь, двигался ко мне. Я ударил его пистолетом один раз, второй, третий, лицо его окрасилось кровью, я ударил его снова — и наконец он упал.

Оба на какое-то время были выведены из строя. Я не мог позволить им прийти в себя. Крюгер был дьявольски силен, и это меня очень беспокоило. Шанталь лежала на полу у самого кофейного столика. Из громкоговорителя неслись звуки «Героической симфонии» Бетховена.

Я уменьшил громкость и вынул один из шприцов. Что в нем за зелье? Крюгер был ранен — как отреагирует на это зелье его организм? Я снял пластиковый ниппель кончика шприца, выдавил пару капель прозрачной жидкости, вонзил иглу в предплечье Крюгера и нажал на поршень.

После этой операции я сел на обитый белой кожей диван и закурил сигарету. Крюгер отключился быстро. Было видно, как уходило его сознание. Он весь обмяк, глубоко вздохнул и, казалось, погрузился в глубокий и безмятежный сон. Дыхание его замедлилось, но было ровным и стабильным.