«Ты имеешь в виду, Зиг, что бы мне хотелось сделать? Три этапа. Для начала — достичь хорошего взаимопонимания „доктор-пациент“. Затем мне бы хотелось госпитализировать его на несколько недель, чтобы понаблюдать за его мигренями и контролировать его лечение. Помимо этого, в течение этих недель мне бы хотелось встречаться с ним почаще для глубинных обсуждений его отчаяния. — Брейер вздохнул. — Но, зная его, вероятность того, что он пойдет на сотрудничество хотя бы в чем-то, ничтожно мала. Какие будут предложения, Зиг?»
Фрейд, который все еще просматривал монографию Ливлинга, вытащил одну из страниц, чтобы показать ее Брейеру.
«Вот, послушай. В разделе „Этиология“ Ливлинг пишет: „Приступы мигрени были вызваны расстройством пищеварения, переутомлением глаз и стрессами. Рекомендуется длительный постельный режим. Страдающим мигренями детям, возможно, придется во избежание стресса прекратить обучение в школе и перейти на домашнее обучение, обеспечивающее им больше покоя. Некоторые терапевты советуют сменить род трудовой деятельности на менее напряженный“.
Брейер не понял: «И что?»
«Думаю, это ответ на наш вопрос! Стресс! Почему бы не назначить стресс ключевым моментом твоего терапевтического плана? Настаивай на том, что для борьбы с мигренью repp Мюллер должен снизить стресс, в том числе и психический. Объясни ему, что стресс есть не что иное, как подавленные переживания, и что, как и при лечении Берты, стресс этот может быть снят посредством обеспечения ему выхода наружу. Воспользуйся методом прочищения дымоходов. Ты даже можешь показать ему это утверждение Ливлинга, чтобы привлечь еще и медицинское светило».
Фрейд заметил улыбку Брейера, вызванную его словами, и спросил: «Ты думаешь, это плохой план?»
«Вовсе нет, Зиг. На самом деле я думаю, что это прекрасный совет, и я собираюсь ему последовать в точности. Я улыбался только над его последней частью, когда ты говорил о „привлечении медицинского светила“. Ты бы понял, что здесь смешного, если бы знал этого пациента, но сама идея о том, что он преклоняется перед авторитетом в области медицины или в любой другой области, кажется мне очень забавной».
И, открыв
Фрейд с интересом слушал: «Увидеть больше, чем хотелось бы, — пробормотал он. — Интересно, что он увидел. Можно взглянуть на эту книгу?»
Но у Брейера уже был готов ответ на такую просьбу:
«Зиг, он заставил меня поклясться, что я никому не покажу эту книгу, так как в ней есть его личные заметки. Наши отношения с ним пока еще такие неровные, так что на данный момент я предпочел бы уважать его требования. Может, позже.
Что касается странного в беседе с герром Мюллером, — продолжил он, остановившись на своей последней записи. — Всякий раз, когда я пытался выразить сочувствие, он обижался и разрывал раппорт между нами. А! «Мостик». Да, вот то самое место, которое я искал».
Брейер начал читать, и Фрейд закрыл глаза, чтобы лучше сосредоточиться.
«В нашей жизни наступали моменты, когда мы были так близки, что казалось, ничто не в силах разрушить нашу дружбу, наше братство, и один лишь маленький мостик разделял нас. Едва ты собрался ступить на него, как я спросил тебя: „Хочешь ли ты перейти этот мостик и прийти ко мне?“ — И в тот же момент у тебя пропало всякое желание делать это, а когда я снова задал тебе этот вопрос, ответом мне было молчание. С тех самых пор горы, бурные реки — всевозможные преграды разделяют нас, между нами воцарилось отчуждение, и даже если бы мы захотели сблизиться, мы бы не смогли. Но когда теперь ты думаешь об этом мостике, ты не можешь произнести ни слова и ты давишься рыданиями в изумлении».
Брейер отложил книгу: «Ну, Зиг, что ты об этом думаешь?»
«Не могу сказать наверняка, — Фрейд встал и направился к книжному шкафу. — Любопытная история. Давай разбираться. Один человек собирается перейти мостик, то есть сблизиться с другим человеком, как вдруг этот другой предлагает ему сделать как раз то, что он собирается делать. И вот теперь первый не может сделать шаг, потому что это будет выглядеть, словно он подчиняется другому — власть оказывается преградой на пути к сближению».