Когда мы падаем

С тех пор как я была здесь в последний раз, прошли годы. Дорога, хотя и кажется знакомой, совершенно чужая. Дома вокруг станции такие же, как и семь лет назад. Даже граффити на мусорных баках остались прежними. А мне казалось, хотя бы что-нибудь должно измениться. Но то ли я что-то подзабыла, то ли действительно все точь-в-точь как раньше.

Сама того не заметив, я перешла на бег, чемодан покатился за мной, ровно стуча колесами. Улицы мне знакомы, я так часто носилась по ним, когда была маленькой, что и сейчас найду путь с закрытыми глазами. Дорога вела прочь от берега, прочь от района, где я прожила первые тринадцать лет жизни.

От станции до маленького коттеджа я добралась меньше, чем за пятнадцать минут. Там меня должен ждать владелец с ключами. Чжэ Ён приедет чуть позже. Небольшая мера предосторожности на случай, если кто-то заметит его и решит полюбопытствовать.

Как Чжэ Ён и говорил, домик закрывали деревья, окружали кусты и клумбы, из которых в летней жаре что-то жужжало. Со мной поздоровался седой старик. Помахал рукой с веранды у входа, быстро провел экскурсию по дому, передал ключи, пожелал хорошего отдыха и распрощался.

Вслед за ним я выглянула наружу, проследила, как он ушел по тропинке, оставив меня одну в коттедже. Солнце светило, было тепло, птицы щебетали на деревьях. Домик был маленький, желтый, с сине-зелеными ставнями и стеклянной входной дверью, обрамленной деревом, – увидев такую в Чикаго, я бы забеспокоилась, как бы не взломали. Но здесь, в таком спокойном и мирном месте, в окружении природы невольно расслабляешься. Мечта наяву – так мне кажется с тех пор, как я сошла с поезда.

Дверь, открываясь, громко скрипит, есть в этом какое-то особое деревенское очарование. Сразу за ней – гостиная с большим, пестрым ковром в узорах, плоским телевизором и бежевым диваном – воплощение уюта, я еще с улицы все так и представляла. Оставив чемодан с рюкзаком у дивана, я положила ключ на приставной столик и решила осмотреться, пока я одна.

Из гостиной открывался прекрасный вид на спальню с огромной кроватью, занимавшей полкомнаты. Мягкое покрывало, две подушки… Потихоньку я сообразила, что на эти дни мы с Чжэ Ёном останемся в полном одиночестве. Только мы вдвоем, в маленьком доме – как в сказке. Сердце от таких мыслей взволнованно застучало. А я не могла перестать улыбаться.

Кухня тоже граничила с гостиной. В ее дальней, более широкой части красовались панорамные окна. Гранитные столешницы, плита и холодильник из высококачественной стали. Не то чтобы я люблю готовить, но, глядя на сад и то, как обаяние загородного домика сочетается с современнейшими кухонными приборами, могу представить, почему здесь хочется что-то посерьезнее пиццы.

Я подошла к окнам, чтобы выглянуть наружу – и безмолвно замерла у стекла. Прямо передо мной оказалась двухэтажная веранда, а за ней, на несколько ступеней ниже, деревья расступались и открывался вид на воду. Песок, песок, еще больше песка, а за ним – синяя гладь. У домика, оказывается, есть собственный пляж! О котором Чжэ Ён ничего не сказал! Ужасно захотелось сбежать по ступеням вниз и зарыться ногами в теплый песок. Но тут предательски скрипнула входная дверь.

Затаив дыхание, я прислушалась. Сердце замерло на несколько секунд, все внутри будто сжалось. Что-то сразу же глухо зашумело, посыпались слова на корейском, подозрительно похожие на сдержанные ругательства.

Я завернула за угол и увидела Чжэ Ёна: он, морщась от боли, держался за колено. Я не удержалась от смеха. Под ногами у меня скрипнул пол, Чжэ Ён поднял голову, выпрямился. Его глаза искрились, темные волосы падали на лоб. У него на губах заиграла улыбка, повторяющая мою. Сердце застучало быстро-быстро, я рванула к Чжэ Ёну – ноги едва поспевали. Мы столкнулись носками ботинок, и я подняла взгляд, чтобы посмотреть ему в глаза.

– Знаешь, звук твоего смеха я люблю больше всего на свете.

От слов Чжэ Ёна мне стало тепло, радостно, в животе запорхали бабочки – все чувства смешались, и я невольно, привстав на цыпочки, положила руки ему на плечи и поцеловала в шею. И счастливо вздохнула, когда Чжэ Ён наклонил голову и тоже поцеловал меня – уже в губы, чуть прикусив верхнюю. От робости не осталось и следа. Прямо во время поцелуя я смахнула пряди с его лба – как же они раздражали на фотографиях!

Притянула Чжэ Ёна к себе, он удивленно ахнул. Обхватил меня за бедра, ответил на поцелуй – но сдержанно. Разрешая мне взять инициативу на себя.

Спустя секунду или же час – чувство времени пропало начисто – я отдалилась. С широкой улыбкой. Такой широкой, что почти болели щеки, но рядом с Чжэ Ёном я хочу улыбаться все время, несмотря на боль.