Когда мы были людьми (сборник)

«Вот и сходили мы с тобой, папа, за элениумом!»

«Все закодировано», – сердясь на то, что я не понимаю, твердил мне сын здоровым краешком мозга во время последней нашей прогулки по берегу станичной речки. Он понимал: из темного лабиринта не выберешься. А я еще надеялся, что явится, после моих слез, «милиционер» в белом халате, и тетки, протянув новую, дорогую таблетку, выпустят Дениса из зашифрованного тупика.

3

Я искал Дениса там, где мы были в последний раз, – в станичном парке. Может, Денис зашел в бывшее колхозное правление? Он тогда хотел заглянуть туда, спрятаться от дождя. Я ездил в Краснодар в третье общежитие на Дмитрова и заглядывал за спину его однокурсника Кости Киселева – кажется, он там, в глубине коридора?! Когда кажется – крестятся. В прошлом году Денис сидел вот у этой стенки на корточках, курил. Я нашел Женю Ефимову. Это они с ней выкидывали с четвертого этажа списанные подушки, «делали зиму», озоровали. Женя что-то знала, но молчала. Когда она открыла дверь общежитской комнаты, что-то в глубине вспорхнуло. Но Женя извиняюще улыбнулась, поставила чайник на плитку и щелкнула зажигалкой. В комнате стоял уже сигаретный дым «Донского табака», дешевых сигарет. Такие Денис курил. Я ловлю себя на сумасшедшей мысли заглянуть за шкаф. Вместо этого жму плечами и засовываю Денисов рисунок к себе в кейс. Женя только что у себя эти рисунки нашла. Еще раз жму плечами и ухожу.

Я ездил к его другу Вадиму, с которым они, когда появлялись деньги, вот на этой аллейке с книжными лотками пили сидр. И ходили в старый клуб. Денис бренчал на гитаре. Петя Квашин рассыпал дробь барабанными палочками. Вадим что-то тоже делал, пел. Все выпевали Курта Кобейна.

Но и у Вадима, в Приморско-Ахтарске, Дениса не было. Он, скорее всего, исчез минут за тридцать до моего прихода. Может быть, он даже ехал моим автобусом. Я чуял это. Увы! Я нашел только растерянное лицо вполне маменькиного сыночка Вадима, обеспокоенного тем, как увильнуть от армии. Ну разве могу я его осудить?

Я и не осуждал. По дороге из Приморско-Ахтарска я думал о том, что во всеобщей нашей зашифрованности существуют еще и подсказки, и чья-то помощь. Мы ее не замечаем. Так в последний раз Дениса хотели вернуть из больницы из-за педикулеза, подцепленного там же. Я упросил обработать голову спецсредством. Он на этот раз не подписал листка о добровольном лечении. И пытался вообще убежать тут же, еще в приемном отделении. Все подсказывало – не оставляй его тут. Но я смалодушничал, мне хотелось отдышаться.

Вот о чем я думал, когда ехал от его друга. Я отворачивался к стеклу, пытаясь удержать подступавшие к горлу слезы.

Я искал сына везде где мог. Я пытался понять причины его болезни. Лез в Интернет, листал книги. Депрессия, аутизм… Слова, слова, коды, шифры, пароли. Совершенно запутался. Чем больше этих причин находил, тем больше увязал в вопросах.

А сынок мой нашелся, естественно, в Краснодаре. Я увидел Дениса среди пассажиров трамвая «четверки». Вполне заурядный трамвай, не гумилевский, с отрубленными круглыми головами. Желтый трамвай рекламировал «Майский чай». Внутри, как всегда, давка. Я кое-как добрался до передней площадки. И тут уперся в его спину. Да, даже запах был его! Мой нос, в отличие от меня, никогда не врет. Денис был в черных джинсах и клетчатой, купленной в секонд-хенде рубашке.

– Вот я тебя и нашел?! – то ли спросил, то ли сам себе ответил я.

Денис криво улыбнулся.

Выходит дело – он и там неизлечим. Я-то думал, что там врачи получше. Что они знают, какой шурупчик в какую дырку вставить и какую гайку на какой болтик накрутить.

Я тронул его за локоть. Это был живой человек, мой сын. По старой привычке у него спущены на ладони рукава рубашки, пальцы мерзли. Глядел Денис в сторону, в пыльное, трамвайное окно.

Мы вышли на улице Димитрова. В нескольких шагах – то самое кафе «Под липками».

За столиком рядом гортанные кавказцы шмыгали кубиками по темной доске. Играли в нарды и цедили маленькими рюмками водку. Я кивнул Денису:

– Ты посиди, я сейчас принесу чего-нибудь, кофе, пирожков.

Я ушел и все время оглядывался. Денис не исчезал, прочно сидел, откинувшись, на фанерном стуле, оживленно даже поглядывал в разные стороны… Отстраненность от мира у него прошла. «Вылечили!» – обрадовался я, совершенно не веря происходящему. Наверное, я мертвецки пьян или сплю?! Но нет. Я погладил его высунутые из обшлага куртки пальцы. Они были реальны. Мне даже показалось, что сейчас Денис подсядет к кавказскому столу играть.

Я принес пирожки с капустой.

– Мне, пап, нельзя это есть, – как бы извинялся сын. – А ты пожуй! Дорога длинная.

Я попытался пожевать пирожок, да он в горло не лез. Кофе все-таки выпил и отодвинул чашку.

– И курить нельзя?

– И курить!

Я выколупнул сигарету из пачки, сунул в рот и сказал Денису: