— Начинает что-то наклёвываться, — сказал он. — Берковитц не интересовался цепями, но я знаю других, которые интересовались. И я с ними разговаривал об этом. У любителей цепей есть одна общая черта — детская травма, их часто бросали. С ними плохо обращались с использованием цепей, когда они были детьми, били ими, связывали. Они были беспомощны, так что теперь они ищут в цепях силу.
Хэтчер становился всё более воодушевлённым. По-видимому, ему нравилось, что он мог с кем-то поговорить об этом, а особенно поучить чем-то.
Он продолжал:
— Конечно, цепи не могут дать силу, потому что именно из-за них они чувствовали себя слабыми. Но, я уверен, что ты слышала эйнштейновское определение безумия.
Райли кивнула.
— Он говорил, что это когда кто-то делает одно и то же, и каждый раз ожидает иного результата.
— Что ж, это не мой профиль, поскольку я не психопат, — сказал Хэтчер. — Но если ты говоришь о настоящем серийном убийце, то…
Хэтчер посмотрел Райли прямо в глаза.
— Я думаю, что тебе лучше проверить все приюты и тому подобное. Ищи того, кто был брошен и кого связывали. Кого-то, кого мучали, — сказал он.
Он ударил ладонями по столу.
— Я могу помочь чем-то ещё? — спросил он.
Райли чувствовала себя более чем удовлетворённой.
— Нет, думаю, достаточно, — сказала она.
— Так что ты не хочешь, чтобы другие люди про тебя знали? — спросил он.
Какое-то время Райли ничего не говорила. Она колебалась. Настал момент, когда она должна была просто встать из-за стола и выйти, разрушив свою часть договора. В конце концов, этот человек не представлял для неё никакой угрозы — он никогда не выберется отсюда.
Но его глаза всё ещё смотрели в её. Его воля невероятно сильна. И он прочитал её самым обескураживающим образом. Он знал, что она не нарушит своё слово. Даже безо всяких причин его сдерживать, она не могла так поступить.
Но что она могла ему рассказать, чтобы не дать ему ещё больше власти над собой, нежели есть у него сейчас?
— Я паршивая мать, — сказала она.
Хэтчер покачал головой и кисло рассмеялся.
— Попробуй лучше, — сказал он. — Я не хочу услышать то, что все, кто тебя знают, знают и так. Даже я уже это понял.
У Райли по спине пробежал холодок. Он видимо на самом деле понял про неё достаточно. Несколько мгновений она думала молча.
Наконец, она сказала.
— Ты рассказал, что приятно убивать цепями. Мне знакомо это чувство.
— Правда? — спросил он заинтригованно.
— Пару дней назад я убила человека острым камнем, — сказала она. — Я била его по голове, снова и снова. И дело в том, что я не пожалела об этом, ни на йоту. На самом деле, я бы с удовольствием повторила.
Он широко улыбнулся, по-видимому наслаждаясь её ответом.
— А теперь, если ты не против, я пойду, — сказала она. Как только она произнесла это, она подумала: «Почему вообще я прошу разрешения?»
Судя по всему, он действительно силён.
— Ещё кое-что, — сказал Хэтчер. — Мне нужен честный ответ на простой вопрос. Ты считаешь, что человек вроде меня достоен жить на свободе?
Райли почувствовала на своём лице улыбку.
— Нет, — сказала она.
Хэтчер мрачно рассмеялся и встал с кресла.
— Приходи в любое время, поболтаем, — сказал он. Затем, двинув плечом и подмигнув, он добавил: — Я буду тут.
После разговора с Хэтчером Райли вернулась к машине ФБР, чтобы поехать обратно в Олбани. Прежде, чем завести машину, она позвонила Люси в местный штаб. Она передала ей разговор с Хэтчером и попросила Люси отправить команду ОПА в детские дома, интернаты и службы усыновления для поиска детей с дефектами речи, особенно заик.
— Ты имеешь в виду места, которые обвинялись в чрезмерной строгости обращения с детьми? — спросила Люси.
— Именно, и они должны также искать там информацию о детях, на которых использовались ограничительные меры. Особенно с цепями. Они должны сравнить эти данные с нашими предположениями относительно возраста и строения убийцы. Мы всё ещё не очень понимаем, чего ищем, но это будет началом.
— Хорошо, что-нибудь ещё?
— В общем, они должны искать всё, что связано с цепями.
Люси согласилась и повесила трубку. Райли надеялась, что поиск ФБР окажется более полезным, чем опросы семьи похищенной жертвы и её коллег. Родственники были эмоционально подавлены и всё ещё отрицали случившееся. Они отказывались верить, что женщину похитили. Возможно, она пострадала в автокатастрофе, настаивали они, и теперь ходит где-то, потеряв память. И всё же они умоляли полицию и ФБР позаботиться обо всём, найти её и вернуть домой.
Медсестра, которую подвозила жертва, изо всех сил старалась помочь. Она описала всё, что они делали в центре после работы, но всё время останавливалась и поправлялась, ставя события в неправильном порядке.
— Простите, — плакала она. — Мне стоило запомнить больше. Мы просто ходили за покупками после работы, хорошо проводили время. Всё было так нормально.
Райли попросила удручённую женщину позвонить, если та вспомнит что-то ещё, даже маленькую деталь. Но это было маловероятно.
Райли мрачно ехала обратно в Олбани. Но она надеялась, что в ОПА найдут что-то полезное к тому времени, как она вернётся.