Когда диктует ночь

Теперь заплечный мешок путешественника стал как свинцовый от усталости, которую несет с собой левантинец. Несмотря на подстерегающую его опасность, которую он сознает, он ничего не может сделать, потому что ничего не может сделать с дующим с востока ветром, ничегошеньки, малявка. Мучимый подозрениями, он не решается отходить далеко и, заглянув в бар по соседству, просит пива. Пива выпить ему, однако, не удается, но зато и платить не приходится. Его отказываются обслужить, но советуют зайти в привокзальную забегаловку, куда направились солдаты. Туда и направляет свои стопы путешественник, еле волоча ноги, но держась начеку, и его тень смешивается с тенями его врагов всякий раз, когда он сворачивает за угол. Хинесито и его спутница следуют за ним на расстоянии, которое кажется им разумным, они идут пешком, у нее подворачиваются каблуки, и юбка задирается все больше, так что становятся видны трусики и натруженный зад. Путешественник снимает комнату, они тоже. Соседнюю. Путешественник скидывает свою поклажу, вешает плащ на гвоздь за дверью и мочится в умывальник, потому что не решается выйти даже в коридор, где расположены уборные. Помочившись, он стряхивает последнюю каплю, водопровод тоже работает вяло. Вода из-под крана считай что горячая, малявка. Голые трубы лопаются от дерьма. Комары набиваются в сливное отверстие и вьются по стенам. Не пансион, а прелесть, малявка, где воняет говном и бульоном «Магги». Обшарив карманы, путешественник вытаскивает всю мелочь и раскладывает ее на кровати. Отложив тысячу дуро, остальное — не так уж много — он прячет под подушку. А когда путешественник на ночь глядя выходит из своей комнаты, в соседней развлекаются, рассказывает Луисардо. За неимением зубочисток Хинесито ковыряется в зубах удостоверением личности. Сидя на плетеном стуле, он сгорает от ревности, глядя, как его подружка, голышом, забавляется на кровати с только что назначенным капитаном, морячком из Сан-Фернандо, тоже голым и светлым, как песета. Она делает это в отместку ему, Хинссито, за три грамма известки, которые он дал себе всучить.

— Как только закончим это дельце, клянусь, подожгу весь этот чертов дом вместе с ним, слышала?

Но трансвеститу плевать на месть, малявка, для него главное — это здесь и сейчас. Поэтому он накрывает срам морячка капитанской фуражкой, которая гордо вздымается, бросая вызов штормам и бурям.

— Давай кончай, похоже, наш друг вышел, я слышал, как хлопнула дверь, — предупреждает Хинесито.

Спутница Хинесито связала златорунные гениталии капитана шнурком от ботинок. Морской узел, который теперь можно развязать одним рывком, малявка. Луисардо рассказывал мне все это в Мирамаре. Вдали дрожали огни другого берега. Куда ближе слышался топот ног, шорох тайно перетаскиваемого груза. То были звуки невидимых рук, пытавшихся обмануть море, этого старого обжору, который сначала заглатывает их, а потом возвращает топляков.

* * *

Случается, что ветер меняет направление и накидывается на тебя с той стороны, откуда меньше всего его ждешь. Случается также, что он задувает под двери и раскачивает кровати, как ту, на которой возлежит путешественник, опутанный гривой женских волос, окутанный клубами табачного дыма. Теперь, в минуту отдыха, он считает родинки на спине Милагрос и покусывает ее за ухо. Он играет с коралловой сережкой, которая жжет ему язык. Нежно пощипывает ее тело, и она чувствует, будто рой бабочек трепещет внизу ее живота. Она переворачивается, и, соприкасаясь с простыней, кожа ее шуршит, как гадюка.

Воспоминания и желание мешаются в каждом поцелуе путешественника. Он похож на поэта, оттачивающего слова, который всего одной рифмой способен заставить женщину дрожать всем телом. Он приглашает Милагрос на ужин с бриллиантами, к примеру, на чай в Сахаре или, еще лучше, на стаканчик джина в Бомбее.