Когда бог был кроликом

Я очень хочу прочитать книгу Артура, когда ты закончишь ее редактировать, и любую из твоих статей для журналов. Знаешь, тут ведь очень много времени для чтения. Я работаю на кухне, и это хорошо. До того как я сюда попала, у меня была своя компания «Безмятежный путь», она состояла из меня и еще одной девушки, Линды. Я гадала на картах Таро и делала массаж: ароматерапия, интуитивный и даже индусский массаж головы. У меня хорошо получалось. И дела шли хорошо. Забавно, как иногда поворачивает жизнь.

Ах, Элли, как же хорошо, что я могу писать тебе снова. Я все время стараюсь простить себя за то, что я сделала, но это, оказывается, самое трудное. Мне сидеть еще девять лет, но, говорят, за хорошее поведение могут выпустить и раньше. Мне и должны были дать меньше, все так говорили, даже полиция. Они-то понимали, что это не убийство…

— Блин! — сказала я так громко, что весь плимутский клан оглянулся на меня. И Артур с Рыжиком тоже.

…они понимали, что это была самооборона, и поэтому осудили меня за непредумышленное убийство. Судья был славным и тоже все понимал, но он объяснил мне, что у него не было выбора. Тут все дело в прецеденте и в смягчающих обстоятельствах, но, наверное, твой папа сможет все это лучше объяснить.

— Что? — одними губами спросила Рыжик, которой вдруг надоело петь. — Что? — повторила она.

— Подожди, скоро расскажу, — прошипела я, снова уткнувшись в письмо.

— Сейчас расскажи, — потребовала она и захихикала.

Надеюсь, у тебя все хорошо, Элли. Хоть мне и пришлось написать это слово на «у», пожалуйста, не надо меня бояться. Я — это по-прежнему я. А не какое-то чудовище, как говорят некоторые.

Ом шанти и всем привет.

С любовью,

Дженни.

P. S. Я пойму; если ты больше не захочешь мне писать, и не обижусь. Решила, что лучше сразу рассказать, как обстоят дела. Диабет не очень меня беспокоит. Спасибо, что помнишь.

P. P. S. Почтовые марки — лучше всего. Здесь это главная валюта.

Я опустила письмо, а Рыжик наклонилась ко мне и взяла за руку.

— Дженни Пенни кого-то убила, — пропела я ей на ухо в такт музыке.

— Тише, — шикнул кто-то сзади.

— Что? Та странная девочка с непослушными полосами? — не поверила Рыжик.

— Скажи Артуру, — попросила я.

Она пододвинулась к нему, обхватила его голову и потянула ее к своему рту, будто созревший персик.

Я толкнула локтем мать и пошептала ей в ухо.

— Что? — переспросила она.

Я повторила.

— Убийство? — ахнула мать. — Не верю.

В это время поющие добрались до последней строчки. Мать стиснула мою руку и громко подхватила: «Рукой своей сквозь тьму и свет впусти в небесный дом».

Аминь.

После монотонной проповеди о родительских обязанностях, которую мои родители, слава богу, пропустили мимо ушей, настала очередь Рыжика. Она встала и пошла по проходу. Алан и Алан-младший просияли. Для них Рыжик была звездой, потому что как-то она пела с самим Синатрой (что, кстати, правда), и теперь им казалось, что сам великий человек явился на крестины. Поэтому когда Рыжик вышла вперед и поклонилась, Алан-старший не удержался от аплодисментов. А когда она посвятила свою песню «Дженни Пенни, нашему другу, которая попала в тюрьму по несправедливому обвинению в убийстве», я вздрогнула и на минуту почувствовала себя голой. Рыжику дат карт-бланш и позволили выбрать любую песню, какую она сочтет уместной в данном случае, но, услышав первые строчки «Я тот, у кого ничего нет»[22], даже я задумалась о том, что же творится в ее лысой голове.