Кофе и круассан. Русское утро в Париже

Из сада Тюильри мы отправились на площадь Согласия, и мимоходом я сообщил ему, что парижане также не вырывают с мясом трубки в телефонах-автоматах, не портят лифты в домах, кодовые и переговорные устройства на входных дверях, не разбивают вдребезги стеклянных экранов на стоянках автобусов, не отламывают антенн и не снимают щеток с ветровых стекол автомашин, не ставят на колеса гаек с секретом и не крепят цепочками колпачки на ниппелях, не кидают в фонтаны окурков и апельсиновых корок, ни разу не написали на знаменитом Луксорском обелиске: «Здесь были…» или хотя бы: «Пьер плюс Жанна равняется любовь».

Правда, в Париже, примерно с конца 90-х годов появилась общая для всех европейских городов беда — это так называемые «бомбисты», дикие художники-самоучки, которые расписываются на стенах с помощью своих «бомб», как называют распылители красок. Иногда даже создают таким образом целые цветные панно, если поблизости нет полиции. Так бомбисты однажды атаковали станцию метро Лувр и разрисовали ее, как Бог черепаху. Конечно, это вандализм, даже если французские искусствоведы считают бомбистов художественным авангардом.

В кафе на Елисейских полях Василий осторожно осведомился, почему никто не уносит с собой в качестве сувенира пепельницы, подставки для салфеток, бокалы, кофейные чашечки, плетеные стульчики и столы, выставленные на улицу и оставленные без всякого присмотра, что уже само по себе есть показатель полного отсутствия персональной материальной ответственности. Не говоря уже о том, что на всем этом оборудовании нет ни фирменных знаков кафе, ни инвентарных номеров, ни даже цены…

Мы целый день ездили по Парижу и его окрестностям. К концу Василий спрашивал меньше, но что-то заносил в свой блокнот, бормоча про себя: «Это бы у нас…»; «А вот это тоже, наверное, приживется. Надо попробовать…»

В парке вокруг дворца Трианон в Версале он прямо-таки остолбенел, когда увидел, как дети прямо из рук кормят зеркальных карпов и красных карасей. Рыба кишмя кишела в пруду, и то и дело карпы «хрюкали», заглатывая воздух вместе с кусками хлеба.

При выходе из парка, у площадки, где были выставлены сдающиеся напрокат по вполне приемлемой цене велосипеды для детей и взрослых, он опять сделал пометку в блокноте, проговорив: «Уж это мы можем запросто…» Потом попросил меня узнать у служителя, нужно ли платить залог. Тот ответил: «Нет, а зачем?» — «А что, если кто-то велосипед возьмет вроде бы напрокат, а сам неизвестно куда укатит?»

— Это невозможно, — сказал, пожав плечами, служитель.

Точно так же ответил Василию служитель в парке Багатель, когда он спросил: «Почему разгуливающих по лужайке павлинов никто не охраняет? Ведь кто-нибудь может подойти и надергать из их хвостов перьев — птица беззащитная и к тому же кормится из рук, лебедь хоть уплывает, да, правда, и тому могут свернуть шею».

— Нет, это невозможно, — сказал он сам после того, как мы заехали в парк Монсо в самом центре города и в несколько скверов с детскими площадками, где везде был насыпан песок в песочницы, не был искорежен ни один детский домик, не повреждены и не исписаны ни одна скамейка, ни одни качели, ни одна горка.

Как оказалось, Василий интересовался всем этим для пользы дела: недавно его избрали депутатом городского собрания. Вот он и смотрел, как поставлено городское благоустройство во Франции. Смотрел и не понимал. «Ты скажи все же, — допытывался у меня, — что они — такие сознательные?»

Я задал себе тот же вопрос и подумал про себя, что однозначного ответа на него у меня нет.

Горит ли Париж?

Конечно, французов с малолетства воспитывают в духе уважения к закону и порядку уже не один век. В принципе эта нация традиционно законопослушна. С присущей французскому языку назидательной интонацией каждый француз готов научить приезжего тому, как надо соблюдать французские законы и уважать местные обычаи. Особенно убедительно такие уроки звучат в провинции, в небольших коммунах и городках. Там у человека выбор невелик: либо он впишется в местный законопослушный пейзаж, либо просто не выживет, т. к. попадет в тотальную изоляцию. Его даже бить не будут. Просто подвергнут такому остракизму, что он сбежит сам. Не случайно поэтому во французской глубинке есть выходцы из бывших французских колоний (pieds noirs, в буквальном переводе — «черные ноги»), но почти нет новых иммигрантов.

 

Парк Монсо — парк в VIII округе Парижа, площадью 8,2 га, ограниченный бульваром Курсель, бульваром Мальзерб, улицей Монсо и улицей Мюрийо, в непосредственной близости от станции метро Monceau. Сегодня парк Монсо является излюбленным местом отдыха парижан