Ни правые, ни левые, однако, ничего нового не придумали. Все обещания «дать еще» заведомо воспринимаются, как недостаточные. Бунтари в гетто требуют отдать им все и на меньшее не согласны. Они хотят вырваться из гетто и обладать всей Францией, даже если для этого потребуется удалить из нее всех белых и «неверных». Ассимиляция афроевропейцев в преимущественно белой Франции не состоялась, а интегрироваться во французское общество так, как pieds noirs, удается немногим иммигрантам и их детям. Безысходность эта, возникшая в результате не столько этнической, сколько культурной и религиозной несовместимости рас и цивилизаций, обернулась духовной геттоизацией, как в Америке, где возник расизм наоборот и где под лозунгом «Черное — прекрасно» афрорасисты избивают белых. Конечно, это экстремизм, и требования молодежи гетто отдать им «всю Францию» нельзя отождествлять с социальным протестом. Корни этого протеста куда глубже, чем кажется. Пожары в пригородах высветили врожденную порочность западной модели социального мира: не сумев обеспечить подлинное равенство своих коренных и пришлых граждан, Франция попыталось откупиться от «инородцев». Им дали возможность худо-бедно существовать, даже не работая. Они попадают в невидимое гетто, обитателя которого узнают не по паспорту, а по цвету кожи, по манере говорить, образованию и тому кругу, в котором он вращается. В «приличное общество» оттуда не попадают. Человек из гетто обречен жить и умереть в гетто. Это похуже любой черты оседлости. Первое поколение иммигрантов, как правило, эти условия принимает. Их дети уже не хотят с этим мириться. Их внуки против этого восстают. До поры их протест дик и иррационален. Поджоги, вандализм, драки с «потомками колонизаторов». Но думать, что все это происходит стихийно, наивно. Бунтующую молодежь из гетто пытаются сейчас использовать все, кому это политически на руку, в том числе и резиденты центров международного терроризма, которые во Франции живут довольно вольготно. Для них эти несмышленыши — тот человеческий материал, который завтра они превратят в живые бомбы, в смертников, готовых идти с поясами шахидов на «неверных». Генерал Галуа, один из основоположников современной геополитики и автор ядерной доктрины Франции, — мой давний друг. Я не раз публиковал с ним интервью в нашей прессе. Он как-то сказал мне: «Война идеологий окончена, Владимир, началась война религий и цивилизаций. В этой войне те же бредни о мировом господстве, с которыми носились фюреры, диктаторы и дуче, вновь объявляются высшими достижениями человеческого разума. Вместо идеи «тысячелетнего рейха» взята идея «всемирного халифата». Тысячу раз был прав мой генерал. Зомбированные «Аль-Каидой» пацаны также истово вопят «Аллах акбар!», бросая бутылки с зажигательной смесью в свои же школы и детские сады, как некогда кричали их сверстники в Германии «Хайль, Гитлер!», поджигая магазины евреев и «неправильные» школьные учебники в нацистских кострах.
Как предотвратить возвращение человечества на круги ненависти и насилия? Готовых рецептов здесь нет. Нужна терпимость к тем, кто сбился с пути в отчаянии от ощущения собственной неполноценности в обществе, формально гарантировавшем равные права всем своим гражданам. Нужна человеческая солидарность с действительно обездоленными людьми. И еще обществу нужно уметь ставить на место тех, кто за счет ненависти, расизма и мракобесия пытается в наши дни прорваться к власти, к чужому имуществу и чужим землям. Мы знаем, чем это кончается, если этих кандидатов в фюреры не остановить. И не важно, на каком языке они сегодня разговаривают: на французском или на русском, на английском или арабском. От них могут пострадать все.
Франция одна из первых в Западной Европе приняла на себя удар поборников «всемирного халифата», но справилась с этим испытанием в рамках демократических норм. И этот ее пример столь же полезен для России, как и приверженность французов закону, демократии и традициям политеса.
Во Франции все то, что мешает жить, а главное, жить удобно, стремятся по мере возможности искоренить. Разными методами. По мере взросления каждый француз так или иначе может убедиться, что за вандализм в любом его проявлении наказывают, и строго.