Кодекс состоятельных. Живи, как 1% населения в мире

Озабоченность Хана основывается на том, что значит быть американцем, расти на мифе о том, что человек может сделать себя сам и за одно лишь поколение стать состоятельным. Именно это сделал его отец. Но, по мнению Хана, такие истории становятся все более редкими. Он часто видит людей из верхнего среднего класса, которые благодаря превосходному образованию смогли стать по-настоящему богатыми. Но такие истории впечатляют не так сильно, как история мальчика смешанной расы, который воспитывался одной только матерью, но в итоге стал президентом США. «Если мы лишимся этого характерного для Америки сюжета, по которому ты можешь стать кем угодно, если будешь упорно трудиться, мы утратить саму суть, которая делает Америку Америкой», – сказал Хан.

Бечам и Хан совершенно по-разному смотрят на расходы на образование, но их взгляды основываются на двух основных образах мыслей состоятельных людей об образовании. Один поддерживает систему государственных школ, усиленную репетиторством, второй ратует за преимущества и трудности учебы в престижных частных школах. Но что, если оба они не правы, а секрет академической успеваемости определяется на гораздо более ранних этапах? Что, если вы начнете самообучение гораздо раньше и сконцентрируетесь на обретении и оттачивании навыков, которые не имеют ничего общего с тем, что вам необходимо уметь для того, чтобы успешно справляться с тестами и учиться в колледже? Что, если воспитанницы Вестовера, которые не покидают учебные классы с детского сада, оказываются достойными финансовыми директорами без всевозможных дополнительных курсов вроде «Инвестиций в девушек» (Invest in Girls)? И что, если такой подход к образованию определяет то, кто в итоге окажется на правильной стороне тонкой зеленой линии? Если вы спросите нобелевского лауреата Джеймса Хекмана, он подтвердит, что все именно так и есть. И у него имеются данные в защиту такого мнения.

Когда Хекман учился в школе в пятидесятые годы прошлого века, его опыт разительно отличался от того, с чем сегодня сталкивается обычный умный ребенок из среднего класса. Он мог сколько угодно ковыряться со своими устройствами, а родители были только рады позволить ему изучать то, что ему интересно. «В средней школе я не сильно усердствовал, – рассказал мне Хекман. – Я рос в Денвере, поэтому я много времени проводил на улице». Его родителей нельзя обвинить в невнимательности, в то время, по словам Хекмана, лишь немногие родители усиленно следили за детьми. Более того, сам Хекман считает, что ему очень повезло, что родители не подавляли его чрезмерным контролем, а учителя всячески поддерживали его увлечения. Они не требовали от него высоких показателей на тестах, но вместо этого позволяли ему мыслить. Из всех учителей особенно отличался землевладелец из юго-западной части Колорадо, который пришел преподавать физику и вдохновил Хекмана на то, чтобы он учился мыслить по-другому. Франк Оппенгеймер, брат того самого Роберта Оппенгеймера, который руководил Манхэттенским проектом, в рамках которого была создана атомная бомба, потерял работу в Университете Миннесоты из-за своих коммунистических воззрений и вернулся в родные владения в Колорадо. «Нам несказанно повезло, что директор моего школьного округа упросил его вести всего один курс для учащихся, – рассказал Хекман. – Оппенгеймер отличался глубочайшей любовью к экспериментальной физике. Он открыл мне глаза на то, насколько интересен наш мир. Для меня это был совершенно новый и уникальный опыт».

Его курс был посвящен не одной только физике в чистом виде и совершенно точно не той физике, которую необходимо освоить, чтобы сдать экзамен по углубленному курсу предмета. Его смысл был в том, чтобы экспериментировать во всех возможных формах. Хекман вспоминает, что впервые услышал Бетховена в исполнении струнного квартета именно на занятии Оппенгеймера. «Он был богат и прекрасно образован, но в первую очередь его отличал интерес абсолютно ко всему. Он мог обсуждать Ницше, культуру, физику и последние космические разработки. С ним можно было обсуждать любые вопросы, для него не существовало запретных, сакральных тем», – рассказывает Хекман.