Постепенно его возбуждение стихло. Он уже скорее не бил, а гладил осла.
– И слуги их ничем не лучше. Казалось бы, эти-то уж свои, сами из бедняков вышли. Так нет, туда же. Игристого ему подавай, простое он уже и видеть не хочет. Вот ты скажи мне, как дальше жить-то?
Трактирщик забыл про метлу. Теперь он сидел на полу, и обнимал осла за шею, уткнувшись лицом прямо в серое отвисшее ухо.
– Один ты у меня остался, один ты меня понимаешь.
Побеседовав с ослом еще пару минут, корчмарь выше из хлева. Он чувствовал себя прекрасно. Осел тоже был доволен – после таких визитов он всегда получал двойную мерку овса.
Глава 10
Джинн подвел Колю к калитке в невысоком глиняном дувале, огораживающем большой тенистый двор. Из-за забора доносились звуки разговоров, звяканье посуды и заманчиво вкусные запахи.
– Пока слуги готовят дом к моему приходу, мы с тобой пообедаем в этой харчевне, – объяснил он Коле.
Калитка отворилась, и оттуда вышел пузатый джинн в белом переднике.
– Заходите, заходите, уважаемые! Отдохните и покушайте! И если, отведав яств, которые готовят в моей харчевне, вы скажите, что у вас дома готовят лучше, я впаду вместе со всей своей семьей в уныние. Мы станем скорбеть и чахнуть до тех пор, пока не умрем от печали и горя.
– Неужели и в самом деле вы впадете в уныние? – переспросил Коля трактирщика.
– Непременно, – подтвердил тот.
– Всей семьей?
– Именно, всей.
– И что потом?
– Станем чахнуть, – убежденно повторил хозяин.
Проголодавшийся Махмутдин нетерпеливо прервал этот диалог.
– Все это вы обсудим потом. Для начала распорядитесь, чтобы нас накормили. А мы посмотрим, заслуживает ли ваша стряпня нашего драгоценного внимания.
– Проходите, проходите, не пожалеете.
Хозяин повернулся и ушел на кухню отдавать распоряжения. Коля с интересом следил за происходящим через открытую дверь. На кухне шумели и чадили огромные котлы. Повара и подмастерья, суетились без остановки. Их бронзовые голые торсы блестели от пота.
Джинн посмотрел на Колю.
– Только не вздумай и в самом деле сказать хозяину, что он готовит лучше, чем у тебя дома.
– А он не зачахнет?
– Выживет, – джинн усмехнулся. – А вот если пойдешь у него на поводу, то он принесет такой счет, что тебе придется работать на него несколько лет, пока сможешь отдать долг.
– Страсти какие! Почему же?
– Традиция, – пояснил Махмуддин-Аглай. – На базаре принято торговаться. Если покупатель сразу соглашается, что товар хорош, значит он совсем никчемный человечишко, и его следует надуть. Счет в харчевне – это тоже торг. Поэтому подумай, что произойдет, когда ты сообщишь, что купленный товар небывалого качества, просто обалденный, мол, никогда такой вкуснятины не ел. Ты получаешь соответствующий счет. В большинстве харчевен обычно вся прислуга как раз и состоит из таких вот простачков, пожалевших хозяина.
– Вы это серьезно?
– Абсолютно. Посмотри на живот хозяина и сравни с фигурами его слуг.
Коля понимающе кивнул. И в самом деле, в отличие от упитанного хозяина, чей монументальный живот выдавал его принадлежность к касте богатеев-долгожителей, прислуга в трактире была вызывающе худосочная.
– А может быть это просто наемные работники?
– Скорее всего, нет. Если хозяин харчевни будет платить своим слугам, то он никогда сам не разбогатеет. По крайней мере, этот точно не платит.
Коля вздохнул. «Бдительность, – подумал он, – и еще раз бдительность! Иначе в этом мире не уцелеть».
Тем временем Махмуддин уже вошел внутрь и поманил за собой Колю. Они оказались во внутреннем дворике, с утоптанным глиняным полом, чисто выметенном и слегка обрызганном водой, чтобы не было пыли. Во дворе стоял десяток сооружений, больше всего напоминавших увеличенные в несколько раз детские манежи, поставленные на ножки. На этих постаментах устланных многочисленными коврами и подстилками сидели посетители.
Махмуддин подошел к свободному помосту и взгромоздился на него. Коля последовал примеру. Они уселись, прислонившись спинами к ограждению манежа, и обложились подушками, для дополнительного комфорта. Оказалось, что это чрезвычайно удобно.
Перед ними возник тощий слуга, который тут же принялся уставлять ковер многочисленными подносами. Это была еще не сама еда, а лишь легкая закуска. На подносах горкой лежали горячие свежеиспеченные лепешки, огромные ломти дыни и арбуза, какие то сладости. На отдельном подносе стояла пара чайников и несколько пиал.
Махмуддин деловито оглядел принесенную еду и придвинул к себе большую, размером с ведро, но более элегантную, вазу с фруктами. Он сосредоточенно принялся их жевать, разминаясь перед основной трапезой. Фрукты он заедал лепешками. На сласти джинн даже не взглянул – не любил толстяк сладкого.
Коля с едой не торопился. Он так и не привык к местному обычаю начинать обед с фруктов и сластей. Вместо этого, землянин только налил себе чаю. Он успел полюбить местную разновидность, чуть горькую, терпкую и невероятно ароматную.