— А ты хочешь?
Он ощущал ее теплое гибкое тело. Его охватило неукротимое желание. Она вдруг прильнула к нему и улыбнулась. Он вдохнул ее свежий аромат, а она притянула его голову ближе к своему лицу.
Ее губы были полуоткрыты, а белые зубы внезапно поймали его нижнюю губу и нежно покусывали.
— Да! — прохрипел он, не в силах отвести взгляд от ямочки в уголке ее губ. — Да, непременно. А ты?
— Со второй минуты.
Ее зубы снова принялись покусывать его нижнюю губу. Он застонал.
— Почему только со второй?
— Тсс. Об этом потом.
— Я думал, тебе надо уезжать…
— Через два часа, — сказала она, и ее зрачки сверкнули.
Но так же внезапно она высвободилась из его объятий, и по ее лицу пробежала тень. Она искала в его глазах ответы на вопросы, которых он не знал. Он увидел таинственную дымку, которую не мог себе объяснить.
— Пожалуйста, не сейчас. Это так тяжело. Как было бы хорошо, если бы мы встретились раньше и ты был бы рядом… смог мне помочь… — В ее голосе слышалось отчаяние. — Но все-таки давай встретимся… в субботу, хорошо? Пойдет? Тогда, может быть, мы созвонимся…
— Что случилось?
— Пожалуйста! Не спрашивай… мне очень жаль… но не сейчас.
Глава 16
Крис стоял у окон своего офиса в кельнском Медиапарке и смотрел вниз, на площадь с прудом. На площади не было ни души, и порывы ветра стегали воду.
Она обещала объявиться, но от нее так и не было ни слуху ни духу. Он не знал, где она. Навещает своего племянника?.. И где она пропадает! Он уже наговорил ей на автоответчик, но она так и не перезвонила. Неужто он гонится за призраком?
Он смотрел, не отрываясь, на мелкие серые волны пруда, потом на небо, обложенное тучами. Пасмурная погода — пасмурные мысли, или наоборот. Он нерешительно повернулся.
Его кабинет на восьмом этаже был размером в двадцать метров, у стен стояли шкафы с папками, и несколько крупноформатных принтов Энди Уорхола украшали белые стены.
Он мрачно уставился на наследие Форстера.
На письменном столе лежали несколько листов бумаги с калькуляцией на следующие недели, а дальше — глиняные таблички и кости.
Уэйн звонил ему с утра, чтобы сообщить, что ничего не вышло. ДНК из кости не реагировала на сыворотку роста. Была мертвая.
— Давай уже, наконец, выкладывай правду, — требовал Снайдер. — Откуда эта кость на самом деле? Это могло бы дать мне хоть какую-то зацепку.
Крис сперва колебался, но потом все же рассказал ему о двенадцати табличках и о своем неудавшемся рейсе в Берлин. Друг его юности только зло рассмеялся в ответ:
— Твое вранье становится все бесстыднее! Крис, оставь это, избавь меня от твоих мюнхаузеновских историй. Если не хочешь говорить — ну и не надо.
Снайдер просто положил трубку, и Крис увидел лишнее подтверждение старой истины, что правда часто оказывается неправдоподобнее всего.
Больше незачем было тратить на это время. Курьерский план на следующую неделю они с Иной уже обговорили, и он мог полностью сосредоточиться на том, что задумал.
Он сел за компьютер и в Интернете просмотрел последние сообщения женевских газет. Форстера идентифицировали. По «Мерседесу» и по фирме проката машин они разузнали, кто был арендатором.
Последнее известие гласило, что женевская полиция провела пресс-конференцию, на которой выступил и адвокат, управляющий наследством Форстера. Как сказал адвокат, присутствие Форстера в Германии совершенно необъяснимо, поскольку транспорт с античными коллекциями ассирийских сокровищ был на пути в Лувр — на этот транспорт, впрочем, тоже было совершено нападение.
Согласно завещанию Форстер оставил свои произведения искусства различным музеям. Деньги от продаж, равно как и остальное свое состояние, он завещал ЮНЕСКО и ЮНИСЕФ, чтобы на эти деньги была оказана помощь в восстановлении Ирака. Особое внимание при этом должно быть уделено окрестностям Вавилона.
«Ни слова про него, ни слова про его груз», — довольно подумал Крис. Но это могло ничего не значить. Полиция — если она его ищет, — из тактических соображений будет умалчивать ту информацию, от которой зависит успех розыска.
Он еще раз посмотрел на расчеты. Вид у них был безнадежный. Тогда он взял мобильник Рицци и набрал номер, который дал ему Форстер.
— Да, — голос на другом конце казался сильно прокуренным.
Крис ошеломленно молчал. Он не рассчитывал, что ответит ему женщина.
Джесмин Пирссон с подгибающимися коленями стояла в коридоре клиники и не отрываясь смотрела через открытую дверь палаты на взрослую кровать, на которой совсем терялось под одеялом детское тело.
Маттиас Кьельссон с бледным лицом и болезненно-известковым цветом кожи смотрел на свою мать, которая сидела на краю кровати и улыбалась ему. Яркое постельное белье с радостными рисунками по мотивам какой-то детской книжки словно издевалось над ними всеми.