Код Розы

Одеревеневшая, еще не успев отогреться, Бетт молча вытянула из ящика стопку белоснежных полотенец и начала вытирать пса. Судя по торчащим серым пучкам шерсти, которые показались из-под полотенца, это был шнауцер.

– Мои лучшие полотенца! На этой твари наверняка полно блох… – пролепетала миссис Финч. – Убери ее отсюда немедленно!

Бетт открыла холодильный ящик. Внутри обнаружилась тарелка с ломтем пирога лорда Вултона[43] – вероятно, отложенный для нее ужин. Она поставила тарелку на пол и в каком-то ступоре смотрела, как полумертвый от голода шнауцер набросился на еду. Голова у него была маленькая, квадратная, с жесткой бородкой, которая делала его похожим на миниатюрного кайзера. Он уплетал пирог, не забывая сердито зыркать по сторонам.

– Я не позволю, чтобы это животное ело с моей воскресной посуды! – Бетт еще никогда не видела мать настолько возмущенной. Мать потянулась к Библии, как к спасательному кругу. – Эта твоя непочтительность, Бетан… «Глаз, насмехающийся над отцом и пренебрегающий покорностью к матери…»

«Книга Притчей Соломоновых», – подумала Бетт. Миссис Финч протянула ей Библию, но впервые в жизни Бетт ее не взяла. Она слишком устала, чтобы держать тяжелый том на вытянутых ладонях, пока руки не затрясутся, а гнев матери не утихнет. Она просто не могла заставить себя это сделать. Бетт равнодушно оттолкнула книгу и продолжала наблюдать, как пес доедает пирог. Рот миссис Финч открывался и закрывался, она что-то говорила, но у Бетт даже сил не было ее слушать. Старательная мамина помощница куда-то подевалась – видимо, еще не вернулась из трехсуточного погружения в «Энигму». Завтра она извинится.

А может, и нет.

– …И запрещаю оставлять в доме собаку! – закончила мать, стараясь не визжать слишком громко. – Выставь ее на улицу немедленно!

– Нет, – сказала Бетт.

Она взяла на руки не проявлявшего особой благодарности шнауцера и понесла его вверх по лестнице, мимо Озлы и Маб, которые подслушивали на площадке с круглыми от изумления глазами. Оказавшись в своей комнате, Бетт соорудила подстилку из одеяла, попутно равнодушно констатируя, что у пса действительно есть блохи. А после этого Бетт и ее собака уснули как убитые.

До королевской свадьбы одиннадцать дней. 9 ноября 1947 года

Глава 18

Внутри часов

Клокуэлл – обитель оживших мертвецов, подумала Бетт. Пусть врачи и носились с рекреационной терапией и лечебным гипнозом, все равно создавалось впечатление, что мало кто из попавших в женское отделение выздоравливает и возвращается домой. Покорные, одурманенные лекарствами, они оставались здесь навечно и медленно угасали. А потом наступал конец. В Блетчли-Парке ломали немецкие шифры, а в психиатрической лечебнице – человеческие души. Некоторые пациентки действительно были умалишенными, кто-то страдал от настолько резких перепадов настроения, что просто не справлялся с жизнью во внешнем мире. Но за годы заключения Бетт убедилась, что содержат тут и других. Вот женщина, унаследовавшая деньги, на которые зарился ее брат. Он добился, чтобы ее признали невменяемой и заперли в клинике, прежде чем она достигла совершеннолетия и вступила в права наследования… А вот другая: ей поставили диагноз «нимфомания» после того, как она призналась новоиспеченному мужу, что до брака имела нескольких любовников… И еще – молчаливая женщина, которая день за днем только и делала, что играла в настольные игры. Нарды, го, шахматы с облупленными фигурами – до Клокуэлла Бетт не приходилось в них играть, но она быстро научилась у остроглазой пациентки с ухватками гроссмейстера.

– Вам ни о чем не говорит название «БП»? – спросила у нее однажды Бетт за шахматной доской. Ведь в Блетчли-Парк часто вербовали шахматистов. Однако женщина лишь молча поставила ей шах и мат.

В тот день – время было за полдень – они сражались в го в общем зале. Бетт эта игра казалась более сложной и интересной, чем шахматы. Пока они стремительно и яростно атаковали друг дружку, Бетт размышляла, кто в Блетчли-Парке мог быть предателем. Казалось бы, за столько лет раздумий острота этой темы должна была притупиться, но этого не случилось. Ведь речь шла о сотруднике отдела Дилли – значит, ее предал кто-то из друзей.

«Который из них?» Бетт уставилась на доску для го, усеянную белыми и черными камнями. Уже три с половиной года задавала она себе этот вопрос, но так и не определила, кто в команде Нокса оказался черным камушком среди белых. Точно не она сама и точно не Дилли – но все остальные оставались под подозрением.

– Вам пора к доктору, мисс Лидделл. Пойдемте.

Недоумевая, Бетт вышла из зала в сопровождении медсестры. Вроде бы на сегодня не предполагалось планового осмотра.

– А зачем это? – спросила она у врача, изучавшего ее череп.

Он ответил с довольным смешком:

– Мы запланировали кое-что, от чего вы почувствуете себя намного лучше! Вы, голубушка, страдаете от гиперактивного мышления. А чтобы выздороветь, требуется спокойный, незагруженный мозг.