Код Розы

– Я знаю, что вы издали «Увязших» после прошлой войны. (Из немногочисленных биографических данных об авторе на задней обложке томика она выжала все, что смогла.) Скажите, вы сочинили эти стихи, когда воевали во Франции?

Он повращал свой бокал в пальцах.

– После.

– Бог ты мой, до чего же юным вы тогда были! (Он записался добровольцем в шестнадцать, за полгода до победы; получалось, теперь ему тридцать девять.) Конечно, в моем районе многие мальчишки прибавили себе лет, чтобы попасть на фронт, но уже сейчас, в эту войну. Наверное, такое желание послужить родине еще прежде, чем окружающие сочтут тебя готовым, вполне естественно.

Он покачал головой:

– Еще успеют набраться ума-разума.

– Интересно, станут ли они тоже поэтами.

– Надеюсь, что нет. В мире и так слишком много плохих поэтов.

– Но вы-то не такой.

– Мне говорили, что тематика моих стихов несколько банальна.

Маб вспомнила их последнюю встречу и с трудом удержалась, чтобы не покраснеть. Сцена вышла как в плохой комедии – книгу критикуют при авторе, не зная, кто он такой. Ну нет, она не собиралась менять теперь свою позицию и курить ему фимиам; если уж он пригласил ее на свидание после того, как она камня на камне не оставила от его пятистопных ямбов, значит, он не ищет фальшивых похвал.

– С точки зрения темы ваши стихи действительно не самые оригинальные, которые мне приходилось читать, – сказала она, заставляя себя смотреть на него якобы с восхищением, – но языком вы владеете великолепно. И это не просто лесть.

– Поверю вам на слово, – сказал поэт. – Уже много лет их не читал.

Официант принес первое. Суп маллигатони, что бы это ни значило, – нечто ярко-желтое, почти фосфоресцирующее. Маб опасливо взялась за ложку.

– Я слыхала, вы были приглашены на встречу с королем по случаю десятилетнего юбилея победы.

– Да.

– И какой он?

Снова улыбка.

– Королевственный.

Маб подавила всплеск раздражения. Ну почему он не хочет с ней говорить? Обычно мужчины на свиданиях болтали без умолку; стоило задать им пару наводящих вопросов, и только держись.

– Для вас, ветерана одной войны, – сделала она новую попытку, – наверное, было неожиданно снова по уши завязнуть в другой. – Суп оказался горячим и острым. Страшно подумать, как будет пахнуть у нее изо рта, если он попробует поцеловать ее на прощанье.

Он горько усмехнулся:

– Войны – явление циклическое. Не стоит удивляться, что они возвращаются.

– А в чем отличие этой?

– Я стал старше.

Ну ладно, не хочет обсуждать ни эту войну, ни предыдущую – можно понять.

– Расскажите о вашей работе в Лондоне – насколько о ней вообще можно рассказывать, – предложила Маб.

– Она скучная. Очень.

«О господи! – с досадой подумала Маб. Нечестно заставлять собеседницу тащить все свидание на себе. – А почему бы вам не спросить меня о чем-нибудь, мистер Грей?»

Но у него явно не было этого намерения, так что оставалось попробовать другую тему.

– А где вы живете, когда не в Лондоне?

– В Ковентри.

– Значит, когда уезжаете домой, можно сказать, что вас сослали в Ковентри[46], – пошутила она.

Он улыбнулся.

– Вы, наверное, уже сто раз слышали все шутки насчет ссылки в Ковентри, – не сдавалась Маб.

Еще одна улыбка и ни слова.

Остатки супа унесли, и его место заняло нечто под названием «цыпленок по-мадрасски». Маб уставилась в тарелку. То, что на ней лежало, было ярко-оранжевого цвета. «Я ем оранжевую пищу в компании немого», – подумала она.

Матапан. Уж о недавном сражении при Матапане он может поговорить. Кто угодно способен выжать из себя пару слов на тему величайшей морской победы Британии со времени Трафальгарской битвы.

– Правда, отличные новости о Матапане?

– Я не в курсе. А они отличные?

– Потоплено три тяжелых крейсера и два эсминца противника, а у нас ни одного. – Маб цитировала прямо из газеты, которую жадно прочла у киоска в перерыве, одновременно поглощая отпущенную по карточкам шоколадку. – Убита пара тысяч ребят Муссолини, а из наших – никого. По-моему, отлично.

Он пожал плечами:

– Если только ты не один из тех тысяч моряков Муссолини.

Та-а-ак. Еще одна тема для разговора потонула с грохотом, совсем как итальянские крейсеры. Начиная терять задор, Маб съела кусочек курицы. Рот обожгло огнем. Она положила вилку и задышала, пытаясь не поперхнуться.

– Чересчур остро? – спросил он.

– Вовсе нет, – удалось ей пробормотать. Лучше умереть, чем потянуться за стаканом с водой.

Он отправил в рот кусочек курицы и прожевал его, не выказывая ни малейшего дискомфорта.

«Ну ладно!» – подумала Маб.

Она откинулась на спинку стула, положила ногу на ногу и сложила горящие губы в улыбку. Он улыбнулся в ответ, продолжая есть. Где-то бренчали на ситаре. Официант унес тарелку Маб со взрывоопасным цыпленком. На столе появился десерт – нечто под названием «халва», совсем не похожее на привычные для Маб пудинги на сладкое, но, по крайней мере, оно не воспламенилось у нее во рту, как бензин. Доев, она положила вилку и снова улыбнулась.

– Вы ведь не выглядите особенно застенчивым, – произнесла наконец Маб. – Так в чем же тогда дело?

Его вилка застыла в воздухе.

– Простите?