Код бикини. Часть 2 (СИ)

- Какую чушь ты несешь, Загребский, - услышал Алик пробивающийся сквозь отходящий наркоз голос Ренаты. - При чем тут Иисус, Тора, Нагорная проповедь, нечистая си-ла и прочая бутафорская борьба добра со злом? Все это придумали философы-идеалисты в попытке объяснить все сущее. Бинарный мир, состоящий из света и тьмы, борьба двух начал - это же примитивная схема, необходимый базис, отправная точка для рассуждений, а не определяющая законы бытия суть. Свет слагается из всех цветов радуги, и у тьмы бывает бесконечное множество оттенков. Мир - это вулкан, извергающий многоцветную, бесконечно разнообразную лаву жизни, а вовсе не унылые маневры Сатаны и Ангела в преддверии Армагеддона. Но простенькую биполярную концепцию с радостью подхва-тила церковь, поскольку она позволяет, поколение за поко-лением, манипулировать триллионами человеческих мозго-вых полушарий. Попы же сами ничего выдумать не могут. Любая религия - это лишь вульгарное изложение одной из антропологических теорий, повторение ее задов. О каком четком разделении на добро и зло может идти речь, если в человеческом муравейнике одновременно существует мно-жество взаимоисключающих представлений о справедливо-сти - от всеобщей уравниловки до узаконенного рабства? Включая демократию - систему, при которой масса иди-отов выбирает самого ловкого и наглого манипулятора.

- Выходит, человечья порода вообще не признает ни-каких моральных устоев? - голос Загребского доносился до Алика словно сквозь вату.

- Ну, почему же. Есть простые вещи. Нельзя убивать, красть...

- ... прелюбодействовать...

- Ты про заповеди божьи? Вот уж где попы хитро перемешали природную человеческую мораль с инстру-ментами порабощения. Да еще нагло приписали их автор-ство самому богу, чтобы обыватель трясся от страха их на-рушить. Ты помнишь первую заповедь?

- В общих чертах... - замялся Загребский.

- В ней бог первым делом заявляет о своей эксклюзив-ной власти - да не будет у тебя других богов пред лицом моим, - и это главное, для чего все эти заповеди выдуманы. В четвертой заповеди звучит уже неприкрытая угроза - бог не оставит безнаказанным того, кто произносит его имя всуе. И при чем тут, спрашивается, прелюбодеяние, если оно происходит по взаимному согласию? Или, скажем, пос-ледняя заповедь: не желай дома ближнего твоего, не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его и так далее, включая движимое и недвижимое имущество и домашний скот. Это же в чистом виде преследование за оруэлловские мыслепреступления. Я уже не говорю про сак-ральную легитимизацию человеческого рабства.

- Натик, тогда какие же заповеди правильные? Скажи мне номера, я их распечатаю из интернета и буду им следовать.

- Шут ты гороховый, Загребский. На самом деле, дово-льно одной заповеди - не насилуй. Всякий волен делать что угодно, не насилуя другого. В эту формулу вписываются и пресловутые "не убий - не укради", с которых начался наш разговор. Украденное или насильно отнятое не перестанет быть таковым до тех пор, пока его не вернут законному владельцу - будь то деньги, драгоценности или черномор-ский полуостров.

- Но если владельца давно нет? Что плохого, если цен-ности пойдут на благородные цели? Ты ведь хотела двигать вперед хирургию, и Алькин лазер, как ты говоришь, для этого прекрасно подойдет. Вот и творите вместе на здоро-вье, не зная проблем с инвестициями. А меня электронщи-ком возьмете...

- Каждый из нас и так занят своим делом. А деньги -не всегда главный и верный помощник. Есть вещи поваж-нее. Если бы Алика не втравили в эту идиотскую историю с поиском кода, он бы не валялся сейчас здесь с сотрясением мозга и восемнадцатью швами...

- Это на меня затмение нашло. Он, когда очнется, может на меня в суд подать. Я прятаться не буду.

- Не думаю, что он это сделает. Но твоя мысль исполь-зовать ворованное во благо человечества ему, вероятно, по-кажется вполне симпатичной.

- Натик, но ведь это на самом деле грандиозная идея! Мы сможем открыть экспериментальную клинику, делать уникальные операции...

- У тебя, Загребский, телега впереди лошади. Получа-

ется, что не благородная идея тобой движет, а попросту не дает покоя мешок с деньгами.

- Это все абстрактные рассуждения. На самом деле, мы могли бы спасать больных детей. Еще Достоевский пи-сал, что никакая мораль не стоит слезинки замученного ребенка...

- Число способов, которыми люди договариваются со своей совестью, не поддается учету. Нет никакой разницы в том, как ты используешь ворованное - для собственной наживы или для блага человечества. Если хочешь помочь детям - пиши в газеты, требуй денег у правительства, соби-рай пожертвования, ищи спонсоров... А ворованное надо вернуть. И тогда настанет конец всем моральным страда-ниям.

- Вернуть - кому? Хозяева этих ценностей давно умер-ли.