Код бикини. Часть 2 (СИ)

- Что она признает себя дурой. На языке женщин это означает капитуляцию.

Алик недоверчиво покосился на бородача.

- А ты куда собрался?

- Ты будешь смеяться, но нам опять поможет Габи. Сказала, что знает, где найти Ингу. Но по телефону эта цаца делиться информацией не желает, поскольку у нее железный принцип - деньги вперед. Так что придется снова ехать в Страсбург... Эх, бешеной собаке семь верст - не крюк. Давай-ка я тебя подвезу, Ромео. Заодно потолкуем по дороге...

- Мне кажется, я до конца жизни буду ездить вдоль Рейна-батюшки, - мрачно сказал Алик, когда Загребский вырулил на знакомый автобан.

- Я тоже когда-то думал, что до пенсии проработаю в родном "почтовом ящике". А остаток жизни буду ковыряться на своих шести сотках.

- Но судьба, как водится, распорядилась иначе...

- Вот-вот. Мне казалось, что в нашей замечательной стране работа, наконец, отделена от частной жизни. Но я ошибался. Стоило разок засветиться на митинге против съехавших с катушек кремлевских штукарей, как начальник пригрозил увольнением. А тут еще выплыла эта история с жуками...

- Которых для прослушки под плинтус засаживают?

- То жучки. Принцип тот же, только жук, которого мы делали, мог не только слышать, но и видеть. И даже летать. Влетает такой красавчик в форточку, растопыривает лапки-антенны, распахивает глазки-камеры и начинает вести трансляцию, как с футбольного матча.

- Этот жук может опрокинуть фарфоровую ступку? - спросил Алик, борясь с внезапно подступившей тошнотой.

- Какую ступку? - удивился Загребский.

- Извини, к слову пришлось. Давай дальше.

- Рассказывать особо нечего. Разработка была призна-на бесперспективной. Жука никак не удавалось сделать достаточно маленьким. Отечественная микросхема не вле-зала.

- И ваш "ящик" закрыли?

- Ящик работает до сих пор. Более того - процветает, благодаря современной тематике. Сейчас в российской обо-ронке столько денег, что их разворовывать не успевают...

- Так за что же тебя уволили? Гражданская позиция не позволила тебе прекратить оппозиционную деятельность, и ты снова пошел на митинг?

Загребский изумленно рассмеялся.

- В гробу я видал оппозиционную деятельность. А зао-дно и гражданскую позицию. И на митинги я больше не хо-дил. Просто толканул партию некондиционных жуков слу-чайному барыге. Их все равно списывать собирались...

- А как ты попал в Германию?

- Через жену.

- Она немка?

- Не думаю... Но ей удалось раздобыть справку, что ее бабушка была жертвой холокоста. По немецким законам это облегчает въезд в страну и дает право на материальную компенсацию.

Алик рассмеялся.

- Что тут смешного?

- Извини. Просто представил себе сегодняшнего рос-сийского немца, потребовавшего у российского же прави-тельства компенсацию за отобранное имущество и насиль-ственную депортацию.

- Ну да, сегодня это опять смешно, как, скажем, в се-мидесятые. А в девяностые, под сквознячок свободы, сдуру пытались требовать. И немцы, и крымские татары, и все остальные, кого Виссарионыч на восток в скотских вагонах переселял.

- Им тогда что-то дали? В девяностые?

- А как же. Разрешение на выезд в Германию. Это уст-роило и российских немцев, и принимавшую их Германию, и кремлевскую власть. В России ведь чем меньше людей, тем она богаче.

- Ну, ты загнул, - снова засмеялся Алик. - Чем меньше людей, тем меньше страна производит всякого богатства. Простая арифметика. Возьми хоть Китай...

- Россия - не Китай. Арифметика тут совсем другая. России незачем производить какое-то там богатство, ей это даже не к лицу. Национальное достояние хлюпает под нога-ми, и чем на меньшее число людей его делить, тем они богаче. Поэтому и население сокращается. Ферштеен?

- Какой-то автогеноцид...

- Что поделаешь, если к мазохизму и суициду склонны не только отдельные люди, но и целые народы.

- Нда... И как вы адаптировались на новой родине?

- Великолепно. Жена пошла работать в пекарню, а ме-ня взяли на завод рабочим.

- Как-то я с трудом тебя у станка представляю...

- Это было не самое трудное. Проблема была в другом - моя супруга стала делать стремительную карьеру.

- Стала директором пекарни?

- Стала женой ее хозяина.

Загребский замолчал. В приоткрытое окно врывался запах оттаявшей земли. Зеленый трактор пробовал потем-невшее поле рубчатыми гусеницами.

- И ты бросил завод?

- Само собой. Размеренная работа годится для разме-ренной жизни. Конечно, проблем прибавилось. Но взамен я получил свободу. Такую свободу, о которой не мог и меч-тать.

- Ты веришь в абсолютную свободу?

- Почему бы и нет? Честно говоря, мне не очень поня-тно противоречие между свободой и совестью, которым так мучились Лев Николаич и Федор Михалыч. Возможно, моя бывшая жена права, и совести у меня просто нет...

"Опель" миновал знакомый розовый мост. Загребский высадил Алика возле университета.

- По воскресеньям они не оперируют. Так что топай к ней прямо домой. Она здесь же, в кампусе живет. Блок "F", номер триста восемнадцать. Ни пуха, ни пера...