- Нюрнберг, - с уважением повторила Мила. - Вот уж действительно историческое место. Здесь добро победило зло, и история пошла по другому пути.
- Миледи, я же рекомендовал вам читать книги, а не газетные заголовки, - засмеялся Загребский. - Нацизм, как безусловное и несомненное зло, был действительно уничтожен, но кто сказал, что победило добро?
- А что же тогда победило? - спросил Алик.
- Ничего не победило, - Загребский залпом допил остывший кофе. - Война не заканчивается никогда. Одержавшие верх силы устанавливают новые порядки и тут же начинают враждовать между собой. Так было всегда. Мы уже говорили об этом в Баден-Бадене, просто ты тогда напился и ни черта не помнишь.
"Опель" с натугой преодолел затяжной подъем и покатил вдоль канала, связывающего Майн с Дунаем. Окрестные холмы венчали покрытые зеленой патиной шпи-ли огромных средневековых соборов. По склонам стекали черепичные реки городских улиц.
- Вот он, Бамберг, - Загребский театральным жестом простер короткопалую пухлую ладонь за окно машины. - Видали, какая красотища! В сорок пятом западные союз-ники даже договорились не бомбить эти места, уходили на Мюнхен и Нюрнберг.
- Не зря Достоевский говорил, что красота - это стра-шная сила, - очарованно произнесла Мила.
- Федор Михайлович формулировал несколько иначе, - мягко возразил Загребский. - Но дело не в этом.
- А в чем?
- В том, что здесь варят единственное в мире пиво со вкусом копченостей, - Загребский шумно втянул носом воз-дух. - Оно так и называется - раухбир...
На набережной курилось пароходными дымами зда-ние пивоварни из потемневшего красного кирпича. Тянуло легким запахом солода.
- Я читал об этом пиве, - вмешался Алик. - Сотню лет назад местные пивовары хотели поднять на него цену с десяти до одиннадцати пфеннигов, и началась настоящая пивная война. Местные жители ответили на повышение цены бойкотом и победили.
- Ну, еще бы. Пойти на поводу у наглых пивоваров и платить лишний пфенниг было бы неслыханным мотов-ством... Кстати, в трех кварталах отсюда есть симпатичный кабачок. Если не знаешь, просто так не найдешь. Там оленину жареную подают под вишневым соусом. Так и называется - хиршбратен. Раухбир под хиршбратен идет, как Христос босыми ножками...
- Ты эти намеки прекрати, - Загребский наткнулся в салонном зеркале на непреклонный взгляд Милы. - Думай лучше о деле, успеешь еще зенки залить.
За парапетом набережной через порог небольшой плотины быстро бежала маслянистая фисташковая вода. Под плотиной в облаках пара боролись с течением несколь-ко байдарочников в оранжевых жилетaх и черных шлемах. Издали они походили на гигантских божьих коровок.
- Я остаюсь в машине, - тон Милы не допускал возра-жений. - Найдете Стану - звоните. Нечего толпой шляться, только внимание привлекать.
Мужчины шли по набережной. Вдали слышалась смутно знакомая мелодия. Постепенно Алик распознал разудало исполняемый полонез Огинского.
- О! - Загребский поднял палец. - Нам повезло - шар-манщик нынче при исполнении.
- Это ее бойфренд?
- Хахаль залетный, - с некоторой завистью пояснил Загребский. - Он когда в Германию наезжает, у нее остана-вливается. И что она только нашла в этом рыжем?
- Кто бы говорил о рыжих, - хмыкнул Алик.
- Ты таких рыжих еще не видел, - уважительно сложил губы Загребский. - Я по сравнению с ним просто блондин сявый.
- Флейтист Краузе тоже был рыжим. Какой-то рыжий заповедник.
- Ничего удивительного, - назидательно сказал Загребский. - Не забывай, что мы в Баварии. Здесь рыжим быть так же естественно, как в Турции - брюнетом. Но нас, все же, интересуют не рыжие мужики, а их спутницы.
Вскоре обнаружился источник звука. В портале моста через Регниц стоял невысокий человек с зеленым от слившихся воедино веснушек лицом и красной, как у гнома, бородой. Он был одет в армейскую ушанку с темным пятном от кокарды и камуфляжную куртку с надписью "Селигер 2011". На плече у него висел видавший виды перламутровый "Вельтмейстер". Поросшие рыжим пухом пальцы бойко нажимали на пожелтевшие, словно проку-ренные зубы, клавиши, крепкие руки привычно растя-гивали вылинявшие меха. Бородатый старательно вел мелодию, переключая регистры при каждом рефрене. Перед ним стоял раскрытый потертый футляр. Его малино-вое калошное нутро было усеяно разнокалиберными моне-тами и скомканными цветастыми банкнотами.
Бородатый завершил бессмертный полонез протяж-ным мажорным аккордом, поставил аккордеон на скамей-ку и закурил. Дымя сигаретой, он маленькими свиными глазками прощупывал поток туристов.
Загребский издали приветственно помахал рукой.
- Здорово, брат! - картаво откликнулся рыжий аккор-
деонист.
Они на самом деле походили на братьев, только у Загребского борода вилась мелкими кольцами словно у ассирийского царя, а у уличного музыканта была короткой и острой, как лезвие саперной лопатки.
- Какими судьбами, брат? Что это за голубь при тебе?
- Высокого полета голубь, - Загребский поднял палец. - Журналист московский.
- Великолепно! - гармонист энергично потряс Алику руку. - Давно вы из России, товарищ?